Изменить размер шрифта - +
А Люсинда ничего не сказала — наверное, американским детям можно так говорить.

— Я родилась и выросла на далеком южном острове, где все друг друга знают, все родственники, и вообще — это лучшее место на свете. Но для того, чтоб понять: твоя родина — лучшее место на свете, нужно сначала этот самый «весь свет» посмотреть. Поэтому молодые жители острова, достигнув определенного возраста, отправляются странствовать. Чужим попасть на остров почти невозможно, он труднодоступен, тем не менее островитяне следят за всем, что происходит в мире, и имеют собственные способы наносить во внешнюю среду визиты.

«И опять как в сказке», — вздохнула про себя Геля. А вслух решила сказать что-нибудь умное, высоконаучное:

— Может, это не остров, а космическая станция? Может, вы — инопланетяне, которые наблюдают за Землей и иногда к нам спускаются?

Но Люсинда все равно рассмеялась:

— Ты смотришь слишком много глупых голливудских фильмов. Мы не инопланетяне, просто такой уж это остров. Он когда-то был необитаем, но одна молодая женщина, моя семь раз «пра» бабушка, сделала его обитаемым. Когда ты подрастешь, я расскажу тебе эту историю. Она необыкновенная. О, я очень многое тебе расскажу. Не сразу — постепенно.

— А что происходит с теми, кто оставляет остров? Они могут вернуться?

— Конечно. Многие возвращаются, приводя с собой жениха или невесту, и больше никогда не покидают пределов острова, потому что теперь уж твердо знают: это лучшее место на свете. Есть и такие как я — лепестки, навсегда унесенные ветром. Я очень хотела бы вернуться, да не могу. Пока не исполню того, что должна исполнить. А для этого, возможно, потребуется вся моя жизнь. И даже всей жизни может не хватить, но тогда… — Люсинда не договорила и как-то странно посмотрела на Гелю.

— А что же это за дело такое? Или нельзя сказать? Это тайна?

— Конечно, тайна. Но, может быть, когда-нибудь я ее и открою. Именно тебе, — медленно проговорила Люсинда, не отводя от девочки взгляда. — Но не сейчас. Еще рано. Сначала я должна убедиться, что ты умеешь хранить секреты.

— А как вы в этом убедитесь?

— Начнем с маленького секрета. Ты никому-никому не расскажешь обо мне и нашем разговоре. Обещаешь?

— Честное слово! — кивнула Геля. — А когда я увижу вас снова?

— Фандорина! Фандорина, тебя все ищут, ты чего тут залипла? — Из-за кулис высунулся несносный Ткач. Геля обернулась (всего на минуточку!), чтобы яростно прошипеть: «Отссстань ты!», но Люсинде хватило и минуты. Она исчезла. Словно растворилась в воздухе. Впрочем, как и положено феям.

 

 

Глава 2

 

 

Ласковый свет осеннего солнца лился сквозь стекла. В классе, как всегда, стоял негромкий, но и несмолкаемый гул, время от времени Швабра (на самом деле Вера Павловна, географичка) визгливо требовала тишины, гул на минуту становился глуше, но тут же набирал прежнюю силу — дети переговаривались, попискивали мобильники, раздавалось короткое пиликанье электронных игр, хихиканье девчонок и дурацкий басовитый смех Снегирева, троечника и хулигана.

Геля сидела, уставившись в окно, и думала, что только в мае и сентябре бывают эти особенные дни, солнечные и ветреные, когда всем, даже таким вполне рассудительным людям, как она, совершенно невыносимо торчать в глупой школе и слушать вредную и скучную Швабру.

Хотелось встать, ни на кого не глядя, собрать портфель и убраться отсюда куда-нибудь на волю. Молча побродить по Александровскому саду, поглазеть на туристов, посидеть на ступеньках дома Пашкова, зажмурившись, подставив лицо солнцу и ветру. Может быть, подумать о чем-нибудь стоящем, а может, ни о чем не думать.

Быстрый переход