К счастью, турки не желали вести уличные бои с закованными в доспехи воинами, иначе они давно могли войти в цитадель со стороны южной стены и атаковать город сверху. Этой возможностью они не пользовались, но многим пилигримам приходилось денно и нощно дежурить на импровизированных баррикадах, отделявших цитадель от остального города. Стало ясно, что долго им не протянуть, и число дезертиров множилось день ото дня.

— Пилигримы Нормандии, я принес важные вести. Завтра все мы выйдем из города, чтобы дать врагу решающий бой на равнине к северу от реки. Каждый рыцарь, у которого есть лошадь, должен прибыть верхом, другие будут сражаться в пешем строю там, где укажут вожди. Сегодня ночью этот замок займут сторонники графа Тулузского, которые по болезни не смогут принимать участие в битве, но таким образом внесут свой вклад в оборону города.

Это заявление вызвало бурю негодования. Хотя граф Тулузский был пожилым человеком и редко пребывал в добром здравии, но перед лицом грозившей опасности болезнь его сторонников сочли проявлением трусости. Клирик продолжил:

— Безлошадным рыцарям надлежит встать в строй вместе с простыми пехотинцами. Турки атакуют нас, как только мы пересечем мост, поэтому следует идти сомкнутым строем, изготовясь к бою. Посему герцог приказывает всем бойцам вернуться в город сразу после передачи замка прованцам. Перед рассветом вожди самолично построят войско на площади. Я знаю, что вы сегодня не обедали. Еды больше нет, но вечером герцог устроит вам хороший ужин, на который пойдет все, что осталось. Священное Копье поведет нас в бой, и Господь защитит правое дело. А сейчас кто хочет, может поспать, но не выдавайте себя врагу ни смехом, ни криками.

Речь его выслушали в мертвой тишине. Усталые и голодные люди не собирались смеяться, но предстоящая битва взбудоражила их. Рожер, как и большинство рыцарей, был рад прилечь на одеяло и отдохнуть в тенистом углу двора. Перед тем как заснуть, он вяло подумал: завтра все будет кончено. Завтра вечером он отдохнет по-настоящему: либо они одержат победу, либо шакалы будут глодать его труп.

Он проснулся на закате, когда в узкую калитку ввалились веселые, болтливые и бесстыжие прованские арбалетчики. Среди них затесалась пара рыцарей, которые преувеличили свою болезнь, мечтая оказаться подальше от передовой. Другие больные, которые еще могли стоять на ногах, предпочли остаться в городе на случай вылазки врага из цитадели. Нормандцы молча потащились через мост и уселись прямо на булыжной мостовой у ворот. Вид у всех был далеко не бравый. От долгих дежурств в полных доспехах у Рожера ослабели и распухли ноги, ломило потное и грязное тело. Последние десять дней он спал не раздеваясь, а одежду не менял уже месяц. Оберк растер макушку до болячек, потому что Рожер непрестанно вертел головой, следя за турецкими стрелами, а на онемевшем правом плече появилась мозоль от ремня, на котором висел щит. От голода у него кружилась голова и в довершение всего из-за недостатка движения он обливался потом при каждом физическом усилии. Впрочем, по сравнению с остальными он держался молодцом. Многих вдобавок мучил понос. Вообще-то все они не годились в строй, и мощь этого воинства не составляла одной десятой от того, что было год назад под Дорилеем, когда они еле выстояли. Рожер утешал себя тем, что доспехи у него целы, щит тоже, а меч наточен, но с ногами у него было так плохо, что в случае поражения спасаться бегством и думать нечего.

Тем временем принесли большие котлы с горячей похлебкой. Каждый получил по куску черствого хлеба и отведал вареного мяса неведомого вьючного животного — кому что досталось. В полночь прискакал сам герцог и приказал всем пешим подняться на вершину холма. Там он собрал ничтожные остатки кавалерии.