|
Теперь я понимаю, как порочна была политика, заставившая меня обещать ее в жены принцу Урко. Благодаря твоей доблести дело кончилось ничем, и я рад. Но впереди тебя и мой народ ждут большие опасности. Встреть их по своему и как сможешь: ведь отныне, Повелитель из Моря, это твой народ, твой и моей дочери, ибо мои желания и воля в том, чтобы вы поженились, как только меня положат рядом с моими предками. Возможно, было бы лучше, если б ты убил Инка, когда он был в твоих руках, но человек идет тем путем, каким ведет его дух. Да будет на вас и на ваших детях мое благословение и благословение моих богов. Ступайте же! Я больше не в силах говорить. В ту же ночь царь Хуарача умер. Спустя три дня его похоронили под плитами пола в Храме Луны. Его не бальзамировали и не оставили на поверхности в отличие от традиций Инка. В последний день траура был созван совет всех знатных людей страны числом в несколько сот; пригласили и меня. Это было сделано от имени Куиллы, которая теперь носила титул, означавший «Высокая госпожа», или «Царица». Я шел туда, сгорая от нетерпения, так как не видел ее с той ночи, когда умер ее отец: по обычаю ее народа, она провела весь период траура наедине со своими женщинами. К моему удивлению, меня провели не в большой зал, где, как я знал, уже собиралась знать, а в то самое небольшое помещение, где я впервые говорил с Хуарача, отцом Куиллы. Здесь меня оставили одного. Пока я гадал, что бы это значило, я вдруг услышал шорох и, подняв глаза, увидел Куиллу: она стояла на пороге, раздвинув портьеры, словно портрет в раме. Она была в царском облачении, с эмблемой луны на лбу и на груди, так что казалось, будто она вся светится и сверкает в полумраке комнаты, но ничто на ней не сияло так, как сияли ее большие, прекрасные, как у лани, глаза. – Привет тебе, мой Повелитель, – сказала она мягким голосом, приседая в знак почтения. – Хочет ли мой Повелитель сказать мне что нибудь? Если да, то поспеши, так как Большой Совет ждет. Я вдруг словно поглупел, и у меня отнялся язык, но наконец, заикаясь, я произнес: – Ничего, кроме того, что уже говорил, – я тебя люблю. Она слегка улыбнулась, потом спросила: – Ничего не добавишь? – Что можно добавить к любви, Куилла? – Не знаю, – ответила она, продолжая улыбаться. – Все же чем кончается любовь мужчины и женщины? Я покачал головой и сказал: – Многими вещами, и все разными. Иногда адом, реже – раем. – А на земле между тем и другим, если любящим удалось избежать смерти и разлуки? – Ну, на земле – браком. Она снова взглянула на меня, и на этот раз в ее глазах засиял какой то новый свет, в значении которого я не мог ошибиться. – Ты хочешь сказать, что выйдешь за меня, Куилла? – пробормотал я. – Таково было желание моего отца, но чего желаешь ты? О, довольно! – продолжала она изменившимся голосом. – Ради чего мы терпели все эти злоключения и прошли через долгую разлуку и такие ужасные опасности? Разве не для того, чтобы, если Судьба пощадит нас, наконец соединиться? И разве не пощадила нас Судьба на какое то время? Какое пророчество было мне в Храме Римака? Разве не то, что Солнце будет мне защитой, и – забыла остальное… – Зато я помню, – сказал я. – Что наконец уснешь ты в объятиях любимого. – Да, – продолжала она, и краска прилила к ее щекам, – что наконец я усну в объятиях любимого. Итак, первая часть пророчества сбылась. – Так же сбудется и вторая, – подхватил я, будто проснувшись, и, обняв, прижал ее к груди. – Ты уверен, – прошептала она, – что любишь меня – женщину, которую считаешь дикаркой, – настолько, чтобы жениться на мне? – Даже больше, чем уверен, – ответил я. |
