Изменить размер шрифта - +
Викентий Дмитриевич также поддержал супругу, и решено было на лето обеим семьям выехать на дачу в Царское Село. Дом был нанят, и всем оставалось только переехать.

Викентий Дмитриевич был вынужден на некоторое время задержаться в столице, и его ожидали наездами. Барон фон Пален лето также проводил за городом, также в Царском Селе, так как он был очень близок ко двору. А Багряницкий был приглашен бывать у Сонцовых запросто и не стесняться их гостеприимства.

Викентий Дмитриевич довольно скоро приехал к своему семейству на дачу и сообщил новость. Князь Ельской вышел в отставку и пока живет в Царском Селе, но вскоре, видимо, уедет в свое имение.

— Надеюсь, он будет у нас перед отъездом… Все же довольно странно, что столь блестящий офицер вдруг бросает службу и свет и желает удалиться в деревню, — говорил Викентий Дмитриевич.

 

Лето предоставило влюбленным как раз ту свободу, которой так недоставало в душных петербургских гостиных. Тенистые аллеи, потаенные тропинки, беседки, ясное небо и прохладный ветерок — все это так способствует уединению. Прасковья Антоновна решительно была права, когда возложила все надежды на природу и неторопливый, естественный ход событий.

Дмитрий Иванович, который, пользуясь гостеприимством Сонцовых, часто бывал у них на даче, решился все же объявить о своих чувствах. Ему понадобилось ровно две летних недели — две недели прогулок и наблюдений за звездами, чтобы набраться наконец-то смелости и улучить момент для признания в любви.

Перед этим он, однако, дал немало поводов для насмешек и досадных замечаний со стороны Сонцовых.

— Увалень! — презрительно говорила Анна. — Как он неловок. Совсем несветский человек… Как, должно быть, непросто быть его спутницей…

— Да, он медлителен… Но это хорошо! Зато он постоянен и уверен в своих чувствах, — говорила Прасковья Антоновна.

— Однако это довольно странно… Для двадцатисемилетнего мужчины такая робость удивительна. Особливо в Петербурге! Я давно не встречал таких нерешительных молодых людей… Эдак он свое счастье прозевает, — замечал Викентий Дмитриевич.

— О! Если бы со мной не решались объясниться так долго, — восклицала Ксения в разговорах с сестрой, — я бы уже давно разлюбила! Я бы посчитала это за трусость или за недостаток чувств.

— Его спокойный и мягкий характер — первый залог семейного счастья. Отсутствие всякого буйства и страстности лучшее из качеств, которые можно пожелать для мужа, — говаривала меж тем своим дочерям Лукерья Антоновна, невольно припоминая собственного покойного супруга, весьма скорого на расправу.

А что же говорила и думала об этом Саша? Что говорил сам Дмитрий? Его робость и спокойствие были его врожденными свойствами да к тому же закрепленными воспитанием. Он все не решался объясниться, но его это не мучило так, как мучило бы другого человека. Дмитрий не мыслил себе иного хода событий. К тому же он, прежде чем серьезно поговорить с Сашей, счел необходимым отписать родителям в деревню Багряное. Рассказать им о своих намерениях и испросить их благословения.

А Саша? Она влюбилась. Исподволь, но влюбилась. Или убедила себя, что любит. Чтобы понять силу ее чувства, надо узнать, как оно зарождалось в ее душе. Надо разобраться с ее характером…

Сдержанность, именно сдержанность, а не прирожденное спокойствие, обманывали окружающих, заставляя думать, что она лишена страстности и других проявлений чувств. Да так оно подчас и бывало. Откуда же взяться сильным чувствам? Но в восемнадцать лет душа просит и ждет любви. Она готова поддаться на малейшее проявление чувства, готова поверить первому пробуждению страсти, готова дать овладеть собою целиком первому мечтанию о любви…

Сначала Саша вовсе не была влюблена.

Быстрый переход