Еще несколько часов назад здесь возвышался дом, теперь превращенный в груду кирпича и камней. Сломанные балки торчали во все стороны, будто мачты потерпевшего крушение корабля; листья деревьев вокруг покрывал толстый слой белой ракушечной пыли. Прямо посреди развалин кто-то расчистил ровный круг, да так, что на чудом сохранившемся кафельном полу не было ни соринки. Точно в центре его стоял небольшой изящный столик на гнутых ножках и два бамбуковых кресла; на девственно-чистой скатерти пускал из носика пар элегантный высокий чайник. Рядом расположилась хрустальная вазочка с миниатюрными баранками и две тончайшего итанского фарфора пиалы: одна, перевернутая вверх дном, и вторая — полная горячего чая. Забавный маленький слепец, кутаясь в клетчатый плед, с видимым наслаждением тянул исходящий ароматным паром напиток, держа посудину на кончиках пальцев.
При всей своей дикости картина эта ничуть не выходила за рамки того, что Клариссе довелось повидать сегодня на улицах Примбахо. Девочка даже подумала с легкой грустью, что перед ней очередной несчастный, чей рассудок не выдержал ужаса бомбежки.
— Как, уже? Ты меня поражаешь, Хуберт! — сказал господин за столиком, обращаясь к черно-белой псине. Та с видом исполненного долга прилегла возле его ног, вывалила язык и часто задышала. Слепой между тем перенес свое внимание на Клариссу. Он жизнерадостно улыбнулся, блеснув черными стеклами пенсне, извлек из-под пледа большущие серебряные часы-луковицу и покачал их на цепочке.
— Тик-так, тик-так, милая барышня! Старое время уходит, близится час загадок и тайн! Тик-так!
После этой выходки девочка на всякий случай сделала шаг назад: ей вовсе не улыбалось оказаться в пределах досягаемости сумасшедшего. Правда, господин за чайным столиком выглядел безобидно — но ведь и Франто Эгре до поры казался воплощением доброго дядюшки!
— Ты, наверное, считаешь меня ненормальным! — заявил слепец. — Между тем трудно представить более кардинальное заблуждение. Ты знаешь, что такое «кардинальное»?
Кларисса на всякий случай кивнула; потом, спохватившись, сказала «да».
— Уверяю тебя, я вполне нормален. Быть может, немного эксцентричен, но не более того. А уж по сравнению с теми, кто обстреливает город из пушек, я прямо-таки образец здравомыслия… Кстати! Почему бы тебе не выпить чаю?
Кларисса с осторожностью обогнула кучу раздробленного кирпича и бочком присела за столик, готовая в любую секунду сорваться с места и убежать. Собеседник меж тем ловко наполнил пиалу и протянул девочке. Та неловко приняла сосуд, с опасливым любопытством разглядывая сидящего напротив. Слепой выглядел чрезвычайно забавно. Ростом он лишь немного превосходил девочку, будучи значительно ниже большинства взрослых. Самым странным, безусловно, было приподнятое расположение духа, в котором пребывал коротышка: окружающая обстановка настолько не соответствовала его жовиальному настроению, что становилось страшновато.
— Во времена не столь уж далекие чай считался лекарственной травкой; только вот врачи долго не могли прийти к единому мнению, что же именно он лечит, — разглагольствовал слепой. — В конце концов сошлись на расшатанных нервах; и знаешь, я склонен думать, что тут они попали-таки в яблочко. А поскольку нервы нам портят постоянно, то и лечить их следует как можно чаще; благо сия процедура общедоступна… Ну вот, теперь ты немного успокоилась, верно? Думаю, самое время нам познакомиться. Итак, позволь представиться — Шарлемань!
— Кларисса Квантикки… А Шарлемань — это имя или фамилия? — полюбопытствовала девочка.
— Пожалуй, имя, — ответствовал Шарлемань после непродолжительного размышления. — Но в то же время еще и показатель статуса, то есть, по сути, нечто вроде звания… Ты знаешь, что, постригаясь в монахи, люди оставляют прежнее имя и принимают новое? Со мной примерно та же история, хотя я вовсе даже не монах; скорее, нечто прямо противоположное. |