|
Я не вижу ни его шеи, ни его затылка, так как первая замотана шарфом, а затылок прикрыт низко надвинутой вязаной шапочкой. Только в зеркало заднего вида я вижу его красное лицо и близко посаженные глаза. Кустистые брови придают его облику что-то демоническое. Он трогается с места так осторожно, словно я сделана из фарфора, но затем решительно давит на газ. Меня вдавливает в спинку заднего сиденья, и я проклинаю себя за то, что не пошла пешком. Я смотрю в окно, не везет ли он меня окольным путем? Вижу лишь ограду зоопарка, красные кирпичи, но с равным успехом это может быть и ограда кладбища, шофер прибавляет газу, и кирпичи сливаются в сплошную красновато-серую поверхность. Вскоре он резко тормозит. Приехали. Я, споткнувшись, выбираюсь из машины. Свет на этот раз холоднее, по крайней мере, мне так кажется, я вхожу и сразу отчетливо замечаю, как потасканы лица трех о чем-то возбужденно говорящих женщин, держащих в руках высокие стаканы с пивом. Но эти трое не единственные посетители. Привет, раздается сзади, на мой вкус, голос слишком пронзительный, крик такой громкий, что женщины замолкают, оглядываются, потом возобновляют беседу. Но теперь они заговорили громче. Комичная сегодня атмосфера, говорю я Кэрол, которая, кривя губы в понимающей ухмылке, отвечает: восемь часов, чего ты хочешь, они только что открылись. Смотрю на часы, да, она права, тяжко вздыхаю, в будний день, в это время я должна быть где угодно, но только не в баре. От входной двери резко тянет холодом. Заказываю бокал вина, не спрашивая, что будет пить Кэрол, опрокидываю бокал и решаю ни о чем больше себя не спрашивать, не спрашивать, чего я хочу, и не только сегодня, но и вообще. Все-таки ты пришла, говорит Кэрол, выбивая пальцами торжествующий марш по деревянной стойке бара. Я отвечаю: тебе известно, что Инес лежит в больнице, потому что не справилась с проведенным у тебя вечером? В самом деле? — спрашивает Кэрол и придвигается ко мне. Я нахожу такое жадное любопытство невыносимым. Каждый раз, когда она откидывает со лба свои рыжие волосы, запах духов усиливается; должно быть, сегодня она решила устроить себе праздник и щедро полила волосы духами. Низкорослый блондин в потертом джинсовом костюме делает заход. Это была плохая идея, заказывать ей шампанское, она в тот вечер вообще не хотела пить. Кэрол качает головой, чтобы обозначить смущение и, до известной степени, понимание: но это же обыденная жизненная ситуация, от всего не убережешься. Я молчу. Кроме того, заказывала Ребекка, она ничего такого не знала, как ты можешь обвинять меня? Я вспыхиваю. Ты и сама в это не веришь. Ребекка знает все. И она сделала это намеренно. И ты, как ее подруга… Кэрол внезапно опускает голову. Что такое? Может быть, оно не такое прочное, говорит она. Мое отношение к Ребекке.
Ее отношение к Ребекке. Боже мой, да интересует ли оно меня? Выпью еще бокал и исчезну. Я делаю знак бармену. Чего не отнимешь у этого заведения — здешние официанты скоро бегают, как будто учились у «быстрой мексиканской мыши»… или у Спиди Гонсалеса… говорит Кэрол; я не знаю — это трудно объяснить — она все портит. Не так, как Инес, которая тоже ломает все, к чему прикоснется. Кэрол портит все буквально двумя словами. Когда за ужином я зажигаю свечу, говорит она, то испытываю извращенную тягу к романтике. Кэрол смотрит на стойку, не курит, не пьет, она только говорит, и меня просто умиляет ее самоуверенность — она искренне думает, что мне это интересно. Я пытаюсь представить себе Кэрол и Ребекку за романтическим ужином при свечах в их стерильной квартире, но мне это не удается. Сначала мне казалось, продолжает между тем Кэрол, что она просто ревнивая, но теперь я вообще не знаю, доставляет ли ей все это дело какое-нибудь удовольствие. Тогда беги оттуда как можно скорее, от Ребекки, отвечаю я. Я лучше сделаю это постепенно, возражает она. Означает ли сие, что она тебя не отпускает? Мягкость слетает с меня, теперь я встревожена. |
