– Марат Маратыч…

– Если вздумал меня отговаривать, то лучше молчи, – шикает Панаев на увязавшегося за ним следом охранника.

– Да нет. Я, собственно, напротив…

– Что?

– Предложить хочу. Один вариант.

– Серьезно?

– Серьезнее некуда, – мрачнеет Саня. – Речь о моей сестре.

– Да ты что, волчара позорный, родную сестру продать хочешь?! – шипит Панаев.

– Ей это только на пользу пойдет, поверь, Марат. Она у меня… как бы это сказать? Девушка специфическая. На уме одна наука, саморазвитие и прочая хрень. Двадцать пять, а она кандидатскую строчит, ходит на японский, фехтование и курсы ораторского мастерства…

– Двадцать пять, и девственница? – сощуривается Панаев.

– Говорю ж, ей не до мужиков. Она вся…

– Да да, вся в науке. Так бывает вообще?

– Ага. Ночей из за нее не спим всей семьей. Наука – наукой, но нормальную жизнь никто ведь не отменял! Сколько раз мы ей говорили? Все по боку. Ей мужика бы нормального… Который бы всю эту дурь у нее из башки вытрахал.

– Так. Ситуацию вроде бы понял. Но и ты пойми. Мне же надо, чтобы она сама к Браге пришла. С чего ты решил, что недотрога твоя согласится?

– Ради своих макак она пойдет на все, – мрачнеет Саня.

– Каких еще макак?

– Говорю ж, она – ученый. Пишет кандидатскую. Был у нее какой то грант на исследование то ли макак, то ли шимпанзе. А сейчас что то там накрылось и… в общем, ей деньги нужны. Сильно. А Назар сказал, что любую сумму заплатит, вот я и вспомнил о Марфе.

– То есть с ней ты еще не говорил?

– Нет, понятное дело. Когда? Но если ты гарантируешь, что ей оплатят всю сумму…

– Так, пойдем ка, обсудим.

Глава 2

– Было очень круто, скажи же, Марф? Тебе понравилось?

– Нет, не очень. Пошлость жуткая. Хорошо, что бабуля этого не видела.

– Да какая же это пошлость? Это – иммерсивный театр! Мальчики какие красивые. А этот актер в роли Есенина? Как его? Лугин? Как читал! Как проникновенно читал…

– Если бы он прикрыл свое хозяйство, я бы, может, смогла сосредоточиться на тексте. А так, кажется, в моей жизни еще не было настолько бесполезных трех часов.

Подруги Марфы переглядываются.

– В этом то и весь смысл! Тебе нужно переключиться. Расслабиться. Отвлечься от мыслей о работе, понимаешь?

– Это нетрудно. У меня ее не е ет. – Последнее слово Марфа скорбно протягивает. В носу уже привычным образом колет. И лишь одного хочется – скорее домой, под одеяло. Чтобы как в детстве накрыться с головой и хоть ненадолго забыть о том, что вся ее жизнь рухнула в одночасье.

– Нет, ты опять за свое?

– Ну, прости. Я предупреждала, что из меня сейчас – не лучшая компания. Мое исследование накрылось, кандидатская встала на паузу и…

– И пришло время, наконец, пожить для себя? – с надеждой подсказывает Лиля.

– Ты не понимаешь. – вздыхает Марфа.

– Да уж куда мне, тупой.

– А вот не надо мои слова перевирать! Я такого не говорила.

– А что ты говорила?!

– Что мы хотим от жизни разного. Вот и все. Тебя делают счастливой одни вещи, меня – другие. Это нормально.

– И? Кто тебя делает счастливой? Твои обезьяны? – поджимает губы Лиля.