– А после цветника, – продолжаю я, обдумывая, что сказать дальше, – мы остановились на заправке, потому что некоторые девочки захотели в туалет. Я собиралась купить конфет.

Доктор закатывает глаза, подыгрывая моему признанию в нарушении правил. Затем он снова перемещает красную лампу.

– И? – спрашивает он, чуть понизив голос.

Он знает, что было дальше.

– Там был мальчик, – пристыженно говорю я.

Доктор выключает лампу. Он убирает ее от моего колена и ставит обратно на столик.

– О чем ты говорила с этим мальчиком? – Он берет тюбик с силиконовым гелем и намазывает немного на заплатку, а затем растирает его по всему колену.

– В основном о конфетах, – говорю я. – Но… когда смотритель Бозе пришел и сказал, что пора идти, я не послушалась сразу, – со стыдом признаюсь я.

– А как ты думаешь, почему ты не послушалась? – спрашивает он.

– Я хотела провести в магазине еще несколько минут.

Доктор Грогер вздыхает.

– Филомена, это на тебя не похоже, – говорит он. – Та Филомена, которую я знаю, всегда слушается. – В его голосе столько разочарования, что мне хочется расплакаться. – Уверен, что ты не хотела проявить неуважение, – добавляет он. – Но это было неподобающее для тебя поведение – болтать с незнакомцем, особенно с мальчиком, о котором мы ничего не знаем. Смотритель Бозе был прав, что скорректировал твое поведение.

Я киваю и говорю ему, что все поняла. С облегчением я замечаю, что он улыбается, а не сердится. Затем он снова похлопывает меня – на этот раз по бедру – и достает полоску лейкопластыря с блестками. Заклеив им лоскуток для красоты, он сообщает мне, что шрама не будет.

Я спрыгиваю со смотрового стола, стягиваю обертку с леденца без сахара, просовываю его между щекой и зубами. Наблюдаю за тем, как доктор Грогер делает записи в моей медкарте, каждые несколько секунд поправляя очки.

– Можно у вас кое-что спросить? – тихо произношу я.

Его карандаш замирает.

– Конечно, – говорит он, глядя на меня поверх очков. – В чем дело?

– Валентину отправят на терапию контроля побуждений? – спрашиваю я. Достаточно лишь произнести эти слова вслух, чтобы почувствовать, как сжимается что-то внутри, как мороз пробегает по коже. – Она проявляла непослушание в автобусе, и…

– С Валентиной Райт все будет в порядке, – говорит он, – в ее побуждениях есть отклонения, но продолжительный сеанс терапии с Антоном должен исцелить ее от этого. Вскоре она снова станет такой, как прежде. Но беспокоиться о ней очень мило с твоей стороны.

Я благодарю его за комплимент. И все же меня не покидает беспокойство.

– Но смотритель схватил…

– Филомена, я в курсе произошедшего, – отвечает он, снова не дав мне договорить. – Тебе больше не следует об этом думать.

Я не возражаю, признавая его правоту.

Помедлив несколько секунд, доктор Грогер закрывает мою папку и прячет ее в ящик стола. Я не говорю больше ни слова, и он вздыхает, будто решил, что вел себя слишком жестко. Он поднимается.

– Иногда смотритель Бозе может переусердствовать, – признает доктор, выйдя из-за стола и взглянув на мой пластырь. – Я поговорю с ним. Но он знает, что лучше для вас, для всех вас. Вы должны относиться к нему с уважением.

Леденец у меня во рту стал кислым. Раньше у меня никогда не было проблем, я никогда не разочаровывала доктора. Я обещаю, что буду вести себя лучше.