Но Наташа стояла на своем: у неё жуткие боли внизу живота и, может быть, все произойдет само. Пусть они подождут до завтра.

Делать нечего, не хватать же её и не переть на себе в ванну.

Нинка и Марина сели в комнате выпивать. А Наташа осталась лежать на диванчике в холле.

Марина решила подождать, вдруг, действительно, она сама выкинет. Они пили, закусывали и ругали Наташку: какая она упрямая.

Так они провели субботний день.

Марина уговорила Нинку остаться на ночь: она боялась, что вдруг у Наташки "начнется", ведь понапихали они её всем, что ни попадя, - здорово. И что Марина одна с ней будет делать. Нинку не пришлось долго уговаривать, потому что в таком состоянии она до дому, может, и не добралась бы. Они завалились спать, а Наташа всю ночь промучилась тянущими болями. Под утро она забылась и проснулась от того, что сильно захотела писать - думала, не добежит и, еле всунув ноги в тапки, потащилась в туалет.

Нинка ночью ходила за водой на кухню и ливанула на пол. Прямо перед дверью туалета растянулась Наташа, ударившись головой о дверь и упав боком на пол. На какое-то мгновение она даже потеряла сознание, а когда очнулась, то первое, что почувствовала - под ней лужа, и она с ужасом подумала, что не добежала и... Она приподнялась и почувствовала теперь уже настоящую боль в животе, острую и страшную. ТОТ молчал. Она убила своего ребенка! От страха она закричала. Но крик её никто не услышал. Она все продолжала кричать страшным голосом, - уже и от непрекращающейся боли.

Наконец Марина сквозь тяжелый сон услышала этот дикий крик.

Посмотрела на часы. Пять утра! Она вышла в холл и увидела Наташку, скорчившуюся на полу.

Она бросилась в комнату. Стала трясти Нинку. Плеснула ей в лицо воды из стакана, та ошалело вскинулась и заорала:

Ты что, дурная?

- Наташка рожает, на полу, в коридоре! Нинка села на тахте, моргая обалдело глазами: да ведь рано еще... Сколько у нее? Поди так, ложные, - и зевнула (она столько перевидала всего этого, что ни страха, ни чувства опасности, ни жалости, - ничего не осталось, а скорее всего, - и не было).

Марина налетела на неё коршуном:

- Хочешь, чтобы она подохла там или ещё что! Медработник! После этой тирады и, услышав, наконец, Наташины вопли,

Нинка сказала деловито: ладно, полей водки на руки и пошли. Нинка подошла к лежащей на боку Наташе, откинула рубаху и завопила: Господи, да головка уже видна, воды отошли! Давай простыню. Чайник ставь, водку сюда, лей мне на руки, не жалей. Она довольно ловко повернула Наташу на спину, та уже ничего не соображая, смотрела куда-то в потолок.

Марина лила на руки Нинке и бормотала:

Слушай, перенести её не надо, а? Что ж на полу-то...

Нинка строго заявила: куда это мы её потащим и как? Тут но - силки на колесах нужны. Ничего. У нас в роддоме рожают и на полу, а бывает, и в машине. И она стала говорить ласковым голосом прямо в ухо Наташе: тужься, милая, тужься.

Наташа как-то это услышала да и само получалось, ноги ей раздвинула Нинка, прихватила что-то там внутри, и Марина увидела, как выскочил крошечный малюсенький человечек, с черной мокрой гривкой на маленькой головке, с ножками, ручками...

- Со всеми делами! Мальчик! - гордо сказала Нинка, будто сама сейчас родила. - Смотри, недоносок, а большой. - И вдруг заорала:ножницы дай, так твою так! Только облей их водкой. - Ей нравилась эта её роль.

Марина быстро принесла ножницы. Нинка отрезала пуповину и вдруг ребенок запищал. Слабенько, жалобно. Марина сползла по стенке на пол. Живой!.. Она все-таки была уверена, что помер он давно от таблеток.

Наташа открыла глаза, взгляд был осмысленным. Она шепотом спросила: умер?..

Марина хотела крикнуть, - да! Нинка опередила её и сказала: Живой, только так. Здоровенький, ну как всамделишный, посмотри, мамаша, сама! Она забыла, что и где она находится и действовала профессионально.