– Кэтрин? – переспросил он, словно припоминая, кто это.

Она сжала трубку так, что побелели костяшки пальцев.

– Папа, я… просто я хочу поздравить тебя с Рождеством.

– Вот как? В этом нет необходимости.

Кэтрин показалось, что внутри нее все оборвалось. Нет, он никогда ее не простит.

И как ей только в голову пришло, что он уступит?

– Ну как ты? – спросила она, пересилив себя.

– Прекрасно. – Он помолчал. – Боюсь, ты выбрала для звонка неудачное время. У меня гости.

Кэтрин вспомнила рождественские праздники в детстве. Отец поднимал ее высоко-высоко и сажал к себе на плечи, чтобы она могла достать ангелочка на верхушке елки. А еще говорил: «ангелочек для моего любимого ангелочка»… Испугавшись, что расплачется, она быстро сказала:

– Ну, раз так, не стану тебя задерживать. С Рождеством тебя, папа! – Трубка оттягивала руку, но Кэтрин не могла прервать разговор.

– Это все? – бесстрастным тоном спросил отец.

Она внутренне съежилась.

– Нет, не все. Папа, я вышла замуж. – Ее голос предательски дрогнул.

Отец молчал.

Кэтрин беззвучно заплакала.

– Мне это неинтересно, – сказал он, наконец, чужим голосом.

– Папочка, прошу тебя, ну не надо так!

– Кэтрин, не звони мне больше. Надумаешь вернуться домой, тогда поговорим.

И Кэтрин заплакала не таясь. Неужели он вот так просто повесит трубку? Нет, этого не может быть! Ведь сейчас Рождество. Надо продержаться еще чуть-чуть, и они помирятся.

– Папа… – Голос прервался, и она зарыдала. – Папа, прошу тебя, не надо так! Я не могу вернуться, но я тебя люблю.

Какое-то время в трубке было тихо, а потом раздался мягкий щелчок. И Кэтрин почувствовала, что последняя ниточка, связывавшая ее с отцом, порвалась навсегда.

За последние шесть месяцев Генри Эшби научился вести себя незаметно. Он брал напрокат неприметные автомобили и захватывал с собой газету, чтобы при неожиданном появлении Кэтрин спрятать за ней лицо.

Вот и на этот раз место для парковки он выбрал удачно: из автомобиля хорошо просматривалась ведущая в здание стеклянная дверь, а стоявший рядом фургон практически полностью скрывал его автомобиль от проходящих по стоянке людей.

Генри старался не задумываться о том, как выглядит его поведение. Впрочем, он не считал, что шпионит за дочерью. Приезды сюда стали для него жизненной необходимостью. Он поставил себе цель – во что бы то ни стало вернуть Кэтрин! И не сомневался, что ему это удастся. В глубине души Генри уважал твердость ее характера, но смириться с тем, что дочь вышла из-под его контроля, мешало самолюбие.

Через час у Генри была назначена встреча с одним из крупнейших промышленников Германии. Прежде подобные встречи вызывали у него мощный выброс адреналина. А теперь самым большим его желанием было хоть немного вздремнуть.

По ночам его продолжала мучить бессонница – вот и этой ночью он практически не сомкнул глаз. Месяц назад Генри, наконец, посетил врача, но не решился со всей откровенностью рассказать о своих проблемах. Разве он мог признаться этому молодому самоуверенному типу в белом халате, что уже давно впал в депрессию и почти утратил надежду из нее выкарабкаться. Прошлую ночь Генри провел в библиотеке, поглядывая на верхний ящик письменного стола, где в шкатулке красного дерева хранился револьвер.

Стояла жара, дышалось тяжело, по лицу струился пот. Уже пару недель у Генри было чувство, словно он живет на краю пропасти. Он убеждал себя не думать об этом. Скоро все изменится к лучшему, непременно изменится.

Дверь здания отворилась, и на улицу вышел Рик Стентон.