– Подобная публика способна замечать только то, что у них непосредственно под носом. А зачастую не видят даже и этого.

– Ах так!

– И кстати, для вашего сведения, чтобы иметь такой автомобиль, особого могущества не требуется.

Несвойственная Рою злость говорила о том, что я попал в самую точку. Отлично. Что ж, отличненько! Может, Рой и в самом деле свихнулся? И как бы в ответ моим мыслям (вернее даже, я бы сказал, именно в ответ и именно в свойственной ему убеждающей манере) Рой, едва мы начали переходить улицу, внезапно принялся распевать одну из своих препротивных песенок:

Это пение, исполняемое molto largamente, продолжалось вплоть до нашего перехода на противоположную часть улицы, где и привлекло внимание одного маститого советолога, спускавшегося по ступенькам Клуба путешественников. Рой помахал ему рукой и для пущей выразительности схватился свободной рукой за машущую, придавая размаху большую амплитуду.

– Очередной фашист хренов! – весело бросил он мне, частично проясняя смысл своего пения и помахивания, возможно, как ту самую демонстрацию от противного, а может, нечто большее, скажем, выдрючивание, чтобы унять, развеять, отринуть внутреннюю тревогу. – Подумать только, – прибавил он в том же ключе уже на пороге «Траншеи», – сколько фашистов и подонков проходило под этими сводами!

– По-моему, «фашист» и «подонок» в целом понятия взаимозаменяемые.

– Неужели? Вы растете! Именно так! Ах, черт, какое отличное шампанское в «Крэгге»! Способствует совмещению фашистов и подонков нашей эпохи.

Мы вошли в зал, в несколько раз превосходящий площадью дом, половину которого я занимал, – роскошный, в классическом стиле и вместе с тем отдающий церковным величием зал, напоминавший помещение для оргий во дворце какого-нибудь императора на заре христианства. Мужчины в костюмах спокойных тонов устремлялись нестройными рядами по двое и по трое по мраморному полу вперед к помятого вида жестяной тележке, с которой неспешно отпускались напитки. Вслед за Роем я направился в хвост этой очереди.

– Может, лучше сначала узнаем, здесь ли он? – предложил я.

– Да ну, к черту! Его ведь инициатива. Пусть сам нас ищет.

Что Мирз и сделал, подойдя к нам, когда мы находились на полпути к тележке. Сначала раскланялись они с Роем, потом мы с ним. Наклонив голову второй раз, Мирз воспользовался этим движением, чтобы, не поднимая ее, тут же взглянуть на часы.

– Как бежит время! – заметил он. – Прямо-таки ничего невозможно откладывать на потом. Столько накапливается дел. Не возражаете, если мы выпьем за столиком?

– Нисколько, так даже лучше! – сказал Рой. – Но, если можно, я хотел бы сначала принять стаканчик здесь.

– А вы? – повернулся ко мне Гарольд.

Он ошибался, если рассчитывал, что Рой подчинит свое желание несогласному большинству, как ошибался, ожидая, что я хотя бы в малейшей степени отступлю от своих принципов.

– Пожалуй, я тоже пропустил бы здесь один.

– Вы хотите сказать, что будете пить и здесь, и за столиком?

– Именно так, если не возражаете!

Произведя очередной, более замедленный наклон головы, Гарольд быстрыми шагами отошел в противоположный угол зала.

– Неплохо сыграно, Даггерс! Первый раунд за нами!

– Вы считаете, что стоит его дразнить без особых на то оснований?

– Разумеется. К тому же основания все-таки есть.

Мы взяли свои напитки, однако наша победа носила чисто формальный характер. Лишь только мы их взяли, снова явился Гарольд, отклонил предложенную ему порцию, заплатил за нас и молча отступил в сторонку.