— А мне кажется, все-таки он в достаточной мере человек, чтобы преодолеть все это, — запротестовал я. — Конечно, он совершенно сумасшедший и более неистовый, чем мартовский кот, но я бы не назвал его слабаком!

— Ну, я говорю о настоящем мужчине. Разве мужчина тот, у кого много волос на груди?

И грубый голос, который как бы исходит из утробы? И он топчет своих волосатых братьев?

— Вероятно, ты права.

Когда мы встали, Мэри сказала что-то загадочное, что я понял значительно позже:

— Боб, почему ты не уедешь отсюда? Ведь Ли всегда будет здесь.

— Ты хочешь сказать, из-за этой истории? По-моему, это ни к чему. Вначале мне пришлось трудновато, но сейчас я все это выбросил из головы.

Она взяла свою сумочку, а я — счет.

— Да, я знаю, что ты все преодолел. Я знаю, что ты взрослеешь. Ты пережил это. Но пережил ли Ли?

Она больше ничего не сказала и молчала, пока я вез ее в дом бабушки.

— До свидания. Боб. Как-нибудь на днях я навещу тебя.

Август стоял великолепный. Я почти совсем забыл о Ли, занятый Анджелиной. Я старался выполнить поставленную перед собой задачу — научить ее любить деревню так, как любил я. Я навещал Ли один раз в неделю, относя ему сигареты и книги. Но он большей частью был мрачен и абсолютно безразличен к моим приходам.

Однажды во второй половине дня, когда я и Анджелина плавали в Черном ручье, из густого леса появился Сэм с ружьем. Он нес двух больших рыжих белок. Мы не видели его со времени нашего возвращения. Два раза мы ездили навестить миссис Харли и отвезти подарки, привезенные Анджелиной из Галвестона, но его оба раза не было дома. Я убежден, что Анджелина знала об этом.

Сэм улыбался и, казалось, был несколько шокирован, будто застал нас голыми.

— Привет, Боб, — сказал он, перекладывая свое ружье в другую руку. — Привет, Анджелина!

— Привет, папа! — равнодушно бросила Анджелина.

Я спросил его об урожае, об охоте и о том, удил ли он в последнее время белого окуня, но Анджелина молчала как рыба. Мне стало жалко его, жалко видеть, как он старался не смотреть на нее, полуголую, как ему казалось, в очень открытом купальном костюме. В то же время я чувствовал, что ему хочется на нее посмотреть. Ведь она его старшая дочь, самая красивая, и он ее любил.

Он разговаривал со мной, но явно ждал слов Анджелины. Пусть она расскажет что-нибудь о поездке или пообещает навестить их. Ему хотелось услышать, что она счастлива и ей нравится ее новый дом. Она также могла спросить его о здоровье — вообще сказать хоть что-то. Но она не произнесла ни одного слова.

— Мы скоро приедем к вам, Сэм, — проговорил я, когда он повернулся уходить.

— Да, приезжайте! Мы будем вас ждать. До свидания, Анджелина.

— До свидания, папа, — ответила она, быстро взглянув на него.

Когда Сэм ушел, я повернулся к Анджелине:

— Я когда-нибудь на тебя долго злился?

— Конечно нет. К чему такой глупый вопрос?

— Никогда не заставляй меня на тебя злиться. Ни за что не хотел бы услышать от тебя: «До свидания. Боб» — тем тоном, каким ты произнесла это сейчас. Бедняга!

— Мне очень жаль, Боб, но боюсь, я не могу иначе.

Мы ходили на все танцульки в городе и в округе — на маленькие вечеринки, которые устраивались здесь в субботние вечера. Я возил ее в кино примерно два раза в неделю. Сам я никогда особенно не увлекался кинокартинами, но ей они очень нравились.