— Поняли, поняли, — радостно загомонил Штурмбанфюрер, — мы все поняли.

— Тогда идите и работайте, — напутствовала их мудрая и учившая жизнь не по учебникам женщина.

— Ты знаешь, Володя, мне как-то неудобно, — сказал Пятоев, когда они садились в «Таврию».

— Да что ты волнуешься, — успокоил его горящий энтузиастом Штурмбанфюрер, — да с твоими мускулами любую бабу в постель завалить, что мне два пальца чаем облить.

— Да не в том дело, — замялся Пятоев, — некрасиво это как-то. И тогда я с ней так обошелся. Она же девочкой была.

— Теперь я понял, почему мы с Чечней никак справиться не можем, — сказал Штурмбанфюрер и повернул в сторону улицы Авиаторов.

— Ой, да лишнее все это, — засуетилась Герштейн, когда Штурмбанфюрер начал выставлять на стол шампанской и фрукты, — Я так рада видеть тебя, Игорек. Я слышала, что ты в армии служишь, геройствуешь, наверное, как всегда, говорят, даже чуть в космос не слетал. Ну, да располагайтесь, располагайтесь. А вы, наверное, сослуживец Игоря?

— Штурмбанфюрер, — щелкнул каблуками хозяин магазина «Черный следопыт». Придти в дом к еврейке с татуированными нацисткой символикой руками он счел не приличным, а потому надел пиджак и галстук. Впрочем, конспиратором он оказался никудышным.

— Боже мой, — удивилась Герштейн, — неужели в армии ввели сейчас это звание?

— В армии не ввели, — упавшим голосом сказал Штурмбанфюрер, — я служу в других структурах.

— Да что вы говорите, — сказала Герштейн, разливая своим гостям чай, — Ну а ты Игорек? Почему ты о себе ничего не рассказываешь?

— Аня, я хочу на тебе жениться, — по военному прямо доложил Пятоев.

— Наконец-то, — рассмеялась Гольдштейн, — Почему ты не предложил мне это раньше? Вы знаете, Володя, я раскрою вам маленькую тайну. Игорек был самый красивый мальчик в нашем классе. Тайно в него были влюблены не только мы, но и все девочки из 10-го «Б». А я уже тогда была толстушка, и на меня он внимания совершенно не обращал. Но, к своей чести, могу сообщить, что однажды, уже на выпускном вечере, мне все же удалось добиться его благосклонности. Хотя для этого мне пришлось все ночь провести с ребятами на берегу реки, где я пила отвратительное вино и замерзла как цуцик. Мое сердце согревало только то обстоятельство, что мы жили рядом, и я знала, что ему придется провожать меня до дома. Игорь ты помнишь этот эпизод нашей учебы в средней школе?

— Как сейчас перед глазами стоит, — соврал Пятоев.

— На мне тогда было белое платье, — продолжила свой рассказ Гольдштейн, — и по возращении с выпускного вечера мама долго меня расспрашивала, почему оно сзади все запачкано травой. Я уже не помню, что ей наврала.

— Я так рад, что вы, наконец, снова встретились, — прокомментировал ее рассказ Штурмбанфюрер, неукоснительно следующий заветам народной целительницы.

— Аня, лучше расскажи, как ты жила все эти годы, — сказал Пятоев, наполняя бокалы, — мне сказали, что ты не замужем.