Вновь повисла пауза. Машина свернула с рижского шоссе на трассу Минск — Санкт- Петербург. Когда-то дорога Минск-Ленинград была оживленной, но после распада СССР желающих покататься по этой трассе заметно поубавилось. Машина ехала по пустынному шоссе, окруженной густым хвойным лесом. Населенных пунктов вдоль трассы почти не было, лишь изредка на их пути попадались женщины, продававшие у дороги собранные в лесу ягоды.

— Жутко здесь, — сказал Ахмед, — лес кругом, людей нет. Толи дело у нас. Выйдешь, бывало, во время пыльной бури в пустыню, нежно похлопаешь по щеке своего любимого верблюда, вдохнешь полной грудью, и чувствуешь, что жить становится лучше. Лепота. Томление, которое невозможно описать словами.

— Сейчас еще ничего, — возразил пожилой следователь, — жутко, когда зимой здесь у тебя под вечер у тебя машина ломается. И морозец стоит градусов тридцать, с ветерком. И снежок идет такой, что вся дорога засыпана. Тогда да. А сейчас ерунда, максимум комары покусают.

— Ты мне лучше, Пятоев, скажи честно, пока мы в Псков не приехали. Поделись, так сказать секретами мастерства, решил поменять тему беседы выпускник университета Дружбы Народов, — отчего твои пошлости дамы воспринимают с таким восторгом, а я, при моем явном тяготении к приличным манерам, постоянно подвергаюсь разного рода санкциям за бестактные высказывания в сексуальной сфере?

— Я могу отвечать только за себя, о тебе не буду, что бы ты не расплакался, — отчеканил Пятоев, — лично у меня, насколько бы неприличными не были мои высказывания, слово никогда не расходится с делом. За это народ, и в первую очередь женщины, меня любит.

— А я недавно где-то читал, — сообщил пожилой следователь, — что моча сиамских кошек, страдающих обильной кровопотерей, светится в темноте при облучении её ультрафиолетом. Представляете?

— Ни фига себе! — согласился с ним Пятоев.

В последнее время всё чаще раздаются голоса, утверждающие, что евреи не склонны работать физически, — продолжал гнуть свое Ахмед, — скажите прямо, господин следователь, вы еврей?

— Кто, я? — удивился пожилой следователь, — с чего ты взял?

— Да так, музыкой навеяло, — разочарованно произнес выпускник университета Дружбы Народов.

— Так прямо и скажи, что не нравиться, я переключить могу, — сказал пожилой следователь, — вам молодежи какую-нибудь Мадонну подавай, лучше голую, а я русские народные песни люблю. Даже когда трезвый.

Вероятно, ваше детство прошло в атмосфере невзгод и душевных потрясений? — тактично поинтересовался выпускник университета Дружбы Народов.

— Наоборот, — ухмыльнулся пожилой следователь, — я на острове рос. Остров есть на Чудском озере, раньше там рыболовецкий колхоз был. Там здорово было. Батя меня иногда с собой брал браконьерничать. Мы тогда затемно входили сети ставить. Золотое время было, куда ушло все? Сейчас даже браконьер не тот пошел, и колхоза рыболовецкого уже нет. Пришел недавно один ко мне. Поддатый крепко, три судимости, и говорит: «Пропала собака без передней лапы. Особые приметы: при мочеиспускании падает. Найдешь собачку — озолочу». Нюх видишь ли у нее исключительный. Аквалангиста на двухметровой глубине чует.

— А зачем это браконьеру, — удивился Пятоев.

— Да сейчас у нас в озере аквалангистом развелось видимо-невидимо. А он рыбу глушит боевыми противотанковыми гранатами. Кто-то с военной базы ВДВ ему продает. Ну и боится он за убийство сесть. За браконьерство, если поймают, он откупиться, а если аквалангиста гранатой в воде замочит, тут уже сам понимаешь, деньги совсем другие нужны.