Изменить размер шрифта - +
Перед глазами стояла стена огня и дыма. За нею был маркиз, но мертвый или живой – это было неизвестно.

 

 

 

 

III. Уснувшие дети пробуждаются

 

 

Дети, наконец, открыли глаза. Пожар, не успевший еще охватить библиотечный зал, бросал на его потолок розовый отблеск. Дети, незнакомые еще с этим видом зари, стали с любопытством смотреть на нее, а Жоржетта даже восхищалась ею.

 

Пожар разгорался во всем своем зловещем величии. Клубы густого черного, с красноватым отблеском, дыма представлялись то черной гидрой, то ярко-красным драконом. Длинные огненные языки реяли в темноте, точно сражающиеся, преследующие друг друга кометы. Пламя бывает очень щедро и разбрасывает на ветер драгоценные камни; недаром уголь и алмаз одинаковы по составу. В стене третьего этажа образовалась трещина, через которую падал из пламени в овраг целый дождь драгоценных камней. Вороха соломы и мешки овса, горевшие на чердаке, начинали струиться из окон потоками золотого дождя, причем зерна овса превращались в аметисты, а стебли соломы – в кораллы.

 

Все трое детей вскочили на ноги.

 

– Ах, как хорошо! – воскликнула Жоржетта.

 

– Они просыпаются! – проговорила мать.

 

И, действительно, сначала встал Рене-Жан, затем Гро-Ален, и последней Жоржетта. Рене-Жан протянул руки к окошку и сказал:

 

– Мне жарко.

 

– Мне залко, – повторила Жоржетта.

 

– Родные мои! – воскликнула мать. – Рене, Ален, Жоржетта!

 

Дети оглянулись вокруг, ничего не понимая. То, что на взрослых людей наводит ужас, у детей возбуждает только удивление; а того, кто легко удивляется, нелегко испугать; неведение является источником храбрости. Дети до того невинны, что если бы они увидели ад, они стали бы им любоваться.

 

– Рене! Ален! Жоржетта! – повторила мать.

 

Рене-Жан обернулся. Этот голос вывел его из его рассеянности. У детей память короткая, но вспоминают они очень быстро. Все прошлое для них является вчерашним днем. Рене-Жан увидел свою мать, нашел это совершенно естественным и, смутно сознавая себя в странной обстановке, чувствуя потребность опоры, воскликнул:

 

– Мама!

 

– Мама, – повторил Гро-Ален.

 

– Мама, – пролепетала Жоржетта и протянула к ней свои ручонки.

 

Несчастная женщина испустила страшный вопль:

 

– Дети мои!

 

Все трое подошли к окошку; к счастью, огонь еще не добрался до этого окошка.

 

– Мне очень жарко, – проговорил Рене-Жан и прибавил: – Горит.

 

Затем он стал искать глазами свою мать и закричал:

 

– Иди же, мама!

 

– Мама, мама! – повторила Жоржетта.

 

Несчастная женщина, с распущенными волосами, с окровавленными ногами, в разорванной одежде, цепляясь за кусты, спустилась в ров. Здесь уже стояли Симурдэн и Гешан, столь же бессильные внизу, как и Говэн наверху. Солдаты, приведенные в отчаяние сознанием своей беспомощности, теснились вокруг них. Жар был невыносимый, но никто его не чувствовал. Все смотрели на мост, на его быки, на высокие стены, на недоступность окон и в то же время все сознавали необходимость принять безотлагательно какое-нибудь решение. Но пришлось бы взбираться на третий этаж, а для этого не было никаких подручных средств.

Быстрый переход