Когда все посмотрели друг на друга, пошептались и поерзали, Богуславский тронул Токарева за плечо:

— Василий, давай!

И Василий Павлович начал рассказывать — четко и внятно, в хронологической последовательности и в деталях все, что накопилось за годы по Невидимке. Причем он сам обращал внимание на слабые места, постоянно оговаривался «предположительно», «вероятно» и «как нам кажется». В заключение он сказал:

— Итак, вкратце вам теперь все известно. Как видите — у нас, в основном, огромный набор косвенных. Но математика не допускает случайных совпадений в таком количестве… Мы знаем друг дружку тесно, всякое бывало и всякое бывало. Все присутствующие проверены. Посему: несмотря на то, что правда на нашей стороне, голосить о наших планах не стоит. Так как, чую я, не все наши шаги могут оказаться законными, мягко говоря. На данный момент — успехов — ноль!!!! Но мы и не брались пока за дело, не верили… я в том числе не верил… что «фашистская нечисть» может напасть. Так что настроение — «когда мы покидали свой родимый край и тихо отступали на Восток…» Но это пока. Я предлагаю распределить роли, вся информация будет стекаться ко мне, но каждый должен знать, что он делает. Птица, что ты в потолок-то смотришь? Птицын встрепенулся:

— Так, Василь Палыч… А я когда-нибудь отказывался? Тем более, в таком деле! Но — хочешь честно? У лошади большая голова, пусть она и думает! А мне вы покажете, где эта тварь дохнет — и все, приплыли тапочки к обрыву! Мне насрать — бомж он или первый секретарь — молиться будет у старшего сержанта морской пехоты…

В кабинете зашелестели смешки. Василий Павлович покрутил головой и крякнул:

— М-да… Ну, с Птицей — все ясно. Никто и не сомневался… Я вот только иногда понять не мог — за что его бабы любят. Очевидно, за пролетарскую стремительность. Ладно — его с цепи спустим в последний момент… Так: дружественный нам 7-й отдел УУР во главе с Богуславским займется анализом — надо поднять все сводки по городу и искать неординарные, глупые, смешные, талантливые и так далее нераскрытые дела. Мы с тобой, — Токарев-старший качнулся в сторону старого друга, — уже обсуждали это, нечего из пустого в порожнее гонять…

— Можно ремарку? — поднял указательный палец вверх Богуславский. — Сводки не только по городу, но и по области.

— Да будет так! — махнул рукой Василий Павлович и повернул голову. — Боцман?

Боцман засопел и, кашлянув, откликнулся:

— А я к блатным пойду. Кому про должок напомню, а к кому и на поклон… Если что знают…

— А скажут? — солидно влез в разговор Артем, с недавнего времени считающий себя главным по контактам с блатными — ну как же, он же с их «генералом» чаи гонял и о сокровенном разговаривал…

Боцман ухмыльнулся — гордо и снисходительно одновременно:

— Мне — скажут! Кхе-кхе… А Варшава, между прочим, всего знать не может — в их мире тоже противоречия имеются… Ну, что захлопал ресницами девичьими? Я много чего ведаю, а еще поболее — в гроб с собой положу.

Токарев-старший чуть улыбнулся, глядя на растерянное лицо сына, и умиротворяюще поднял руку:

— Вот и ладно. Значит, черный мир перекрываем — и Варшавой, и Боцманом с его молодцами…

Но Боцман не желал умиротворяться, — судя по всему, Артем, нагло посмевший усомниться в его, Боцмана, возможностях, по-настоящему задел старого опера за живое:

— Да у меня один Кувшинов чего стоит! Он в первый раз 21.