И он был быком среди своих коров, а иногда, в мгновенных проблесках озарения, сознавал себя самцом тюленя на горбатых рифах Сена.
…Последняя ночь была на исходе. Заходящая луна побледнела в лучах рассвета. Все четверо устали так, что едва сумели подняться на ноги. Но все же Грациллоний и Виндилис — да, Виндилис — вышли на росистую траву на опушке.
— Теперь веришь? — тихо спросила она.
— Стараюсь, — ответил он.
В ее черных волосах воинским султаном блестела белая прядь.
— Мы были — боги. Едва ли такое может повториться. Плоть выгорит дотла. Нет, мы снова станем, кем были, может, чуть мудрее, немного сильнее, чем прежде, но смертными. И все же мы были богами!
Поднялось солнце, возвещая славу Митры Непобедимого. Грациллоний задохнулся.
Он молча позволил Оратору и жрецам проводить его и королев обратно в Ис. Дахилис встретила его во дворце, поцеловала, нежно пошутила, заметив, что он заслужил хороший отдых, проводила в покои с занавешенными окнами и оставила одного.
Сквозь шторы пробился луч света. Грациллоний подошел к окну, отворил его и подставил лоб и ладони солнцу.
— Нет, не понимаю! — воскликнул он. — Что это было? Что на меня нашло? — он осекся, осознав, что кричит на языке Иса, и перешел на латынь. — Tene, Mithra, etiam miles, fidos nostris votis nos!
Глава двадцатая
I
Админий стал новым наместником Грациллония. Если кому и казалось, что ставить командиром этого тощего щербатого выпивоху неразумно, то он быстро разубедил сомневавшихся, твердо взяв в руки оставшийся отряд из двадцати трех легионеров. Он держал парней в постоянной готовности, наладил взаимодействие с исанскими военными и пользовался любовью гражданского населения.
Городской театр располагался на форуме в течение четырех летних месяцев, когда дневного света хватало на все представление. Ставили представления, выступали музыканты и декламаторы; танцы, гимнастика и спортивные состязания проводились в амфитеатре за городской чертой. Месяц после празднества Середины Лета Грациллоний гонял своих людей, укрепляя оборону и отрабатывая совместные маневры с моряками.
Наконец Админий объявил, что предстоит свободный день, который будет отдан посещению театра.
— Отправляемся строем, хотя и в гражданской одежде. Ведем себя прилично, смотрим представление. Да не пугайтесь, это «Двойники», забавная штука, есть и грязные шутки, хотя не знаю, дойдет ли до вас. Я видел это зрелище еще сопляком, в Лондинии. А потом пообедаем в «Зеленом Ките». Кто бывал, знает, какая там кухня! А платит за все город — вроде как награда за помощь в последней переделке. Так что вечером можете спускать свое жалованье в любых притонах — но чтобы к рассвету все были в казарме и готовы к службе, слышите?
Так что все были страшно разочарованы, когда оратор объявил, что сегодня театр с гордостью представляет «Агамемнона» Эсхила, в переводе на исанский, сделанном светлой королевой Бодилис.
— Что за сатана! — Сидевший на правом фланге римлян Админий обратился к соседу, важному и богатому суффету. — Простите, почтенный. Разве сегодня дают не Плавта?
— Нет, Плавт завтра, — снисходительно улыбнулся аристократ. — Вероятно, вас сбил с толку наш обычай считать дни вперед, а не отсчитывать назад от Ид или Нун, как римляне.
— О, кровь Христова! — Админий перешел на латынь, обращаясь к своим: — Простите, ребята. Я перепутал дни. Сегодня мы увидим… м-м-м… старинную греческую трагедию.
Легионеры недовольно заворчали. Кинан, сидевший рядом с командиром, поднялся. |