Изменить размер шрифта - +
 — Извинись, не то я вобью эти слова тебе в глотку, вместе с твоими гнилыми зубами!

— Извиняюсь, извиняюсь, — продолжал паясничать рыжий. — Ты, конечно же, не свинья! Не совсем свинья. Свинья, но не совсем. Твой папаша — вот он был свиньей. А мамаша твоя — шлюха.

Воздух огласился боевым кличем Второго легиона Августа. Кинан, из демециев, юный сорвиголова, не выдержал, прыгнул на рыжего и вцепился ему в глотку. Оба покатились по палубе.

— Стоять! — крикнул Грациллоний. — Эпилл, прекратить драку! Стоять! Никому не двигаться!

Легионеры замерли. Капитан выхватил из-за пазухи кусок просмоленного каната и что было сил принялся лупить им матросов по головам. Матросы с криками бросились врассыпную. Квинт Юний Эпилл подбежал к дерущимся, схватил их за волосы, рывком потянул на себя, приподнял и с силой бросил о палубу. Удар привел их в чувство. Кинан и матрос разжали объятия и вскочили на ноги. Оба покачивались и, тяжело дыша, поводили по сторонам мутными, непонимающими глазами.

— Внимание! — Грациллонию следовало довести дело до конца. — Капитан, я требую, чтобы матрос, — он указал жезлом на рыжего, — был наказан плетьми!

— Пять плетей! — капитан взмахнул рукой, и матросы бросились к рыжему. — Ты и ты! — капитан выбрал из толпы двух закадычных друзей заводилы. — Исполняйте! Остальные — проваливайте и благодарите всех святых, что дешево отделались. По местам! — Он повернулся к Грациллонию: — Ваши люди тоже не без вины, центурион, если судить по справедливости.

— Кинан, подойди, — твердым голосом сказал Грациллоний. Он вскинул жезл и хлестнул им Кинана по лицу. На щеке у юноши вспух алый рубец. — Ступай вниз, к лошадям. Останешься там до высадки. Остальным — построиться!

Легионеры быстро построились.

— Все, кроме Эпилла, — правую руку вперед!

Насупившись и не поднимая глаз на командира, легионеры выполнили приказ. Грациллоний прошел вдоль строя и нанес каждому сильный удар жезлом по руке. Впрочем, он никого не покалечил — впереди еще был долгий и трудный поход. Эпилл, наверное, тоже заслуживал наказания, но подрывать авторитет помощника Грациллоний не хотел. В это время раздался резкий сухой щелчок, как будто треснула парусина, следом — отчаянный вопль. Это дружки рыжего наказывали своего вожака и, как видно, не жалели сил.

Наведя таким образом порядок, офицеры, морской и сухопутный, спустились в капитанскую каюту. Капитан достал флягу и налил два полных кубка. Выпив, они посидели молча.

— Это верно, дисциплина на флоте уже не та, — наконец произнес капитан. — И год от года все хуже. В том нет вины матросов. Они же видят, что творится вокруг. Когда-то Рим держал здесь сильный флот. А теперь… Теперь ходят вот такие посудины, вроде нашей. Любая галера саксов ее догонит и перегонит! Саксы творят что хотят, и в море, и на побережье. Где вчера была деревня, богатая, куда матросы к девицам бегали, — сегодня пепелище, головешки еще тлеют, трупы везде…

Саксы наведались. Прошли морем. Мимо нас. А мы бессильны. О каком боевом духе, не говоря уж о дисциплине, может идти речь? Люди подавлены, напуганы. Озлоблены. Ну, а что у вас, на суше?

— На суше не так плохо, — ответил Грациллоний. — Прошлогоднюю войну мы выиграли. Варвары теперь долго не сунутся. Моя центурия недавно вернулась из похода по Британии. Были у ордовициев, привели им нового вождя. Нашего. Недовольства никакого не было. Народ присмирел и принял нас вполне радушно.

— Надеюсь, и тамошние девицы тоже?

— И девицы… — Грациллоний улыбнулся.

Быстрый переход