Отец учил его: «Представь, что ты сливаешься с кораблем. Что тело твое — стремительный корпус, а руки — мачты. И сразу прекратится качка, исчезнут тошнота и головокружение». Мальчишкой Грациллонию нравилось воображать себя белым парусом. И сегодня он опять превратился в корабль. А завтра будет шагать по твердой земле. Земля не раскачивается из стороны в сторону. На земле многое зависит от твоей свободной воли; на море же человек остается наедине с Господом и всецело подвластен воле Его. Хвала и благодарность Митре за то, что Он исполнил тайное желание одного из своих грешных чад, Гая Валерия Грациллония, и пусть ненадолго, но вернул ему пьянящее чувство свободы, разлитое в морском ветре.

Отчаянно жестикулируя, к нему подбежал капитан.

— Скорее, центурион! Парни там сцепились не на шутку. Как бы беды не вышло!

— В чем дело, капитан?

— У ваших морская болезнь, центурион. У многих. Ну, кого-то и вывернуло на палубу, сразу после уборки. Вахтенные заартачились и не хотят мыть заново. В общем, слово за слово…

— Хороша же у вас на флоте дисциплина! — Грациллоний круто развернулся и направился в сторону палубы.

— Парни и так недовольны, центурион, — оправдывался капитан на ходу. Он еле поспевал за Грациллонием. — В это время флот обычно стоит в гавани, а мы сидим по домам. Если бы не предписание командующего…

На открытом пространстве у мачты в два ряда стояли легионеры. Меньше половины — это Грациллоний определил еще издали. Остальных свалила морская болезнь. Моряков было больше. Они полукругом обступили солдат и размахивали кулаками, подзадоривая друг друга. Рулевой и вахтенные, которых долг удерживал на местах, выкрикивали угрозы издали. Солдаты не решались обнажить мечи без приказа, но кулаки были сжаты, глаза налились кровью. Достаточно лишь искры — и вспыхнет драка. На поясах у матросов висели длинные кривые ножи, и кое-кто уже нервно постукивал пальцами по рукояткам.

Перед заводилой, рыжим долговязым матросом, стоял, что-то негромко втолковывая ему, Квинт Юний Эпилл, помощник центуриона. В жилах этого коренастого воина текла кровь добуниев с примесью италийской, и Грациллоний не ошибся, выбрав его своим помощником. Ему было далеко за сорок, и боец он был опытный, бывалый. Молодежь лезет на рожон, а Квинт Юний всегда действовал обдуманно и хладнокровно. На него можно было положиться.

— Придержи свой язык, матрос! Вот мой тебе совет — придержи язык, — Квинт Юний казался спокойным, но не сводил с матроса тяжелого взгляда. — И успокой своих молодцов. Вы оскорбляете не нас, вы оскорбляете Августа, которому мы служим. А это серьезное преступление.

Рыжий на мгновенье смешался, не ожидая такого поворота. В поисках поддержки он оглянулся на своих приятелей, потом, нагло ухмыляясь, выкрикнул:

— Да что ты, солдатик! Мы и в мыслях не держали оскорблять Августа, да продлит Господь его дни! Мы просто думаем, чего это в легионах вдруг решили разводить свиней и взяли тебя на племя? Или легионерам надоело тешиться с овцами? А свинка — она все ж поласковее будет?!

— Извинись, матрос, — Квинт Юний побагровел. — Извинись, не то я вобью эти слова тебе в глотку, вместе с твоими гнилыми зубами!

— Извиняюсь, извиняюсь, — продолжал паясничать рыжий. — Ты, конечно же, не свинья! Не совсем свинья.