Грациллоний похолодел. Ему показалось, что вся кровь разом вытекла из его сердца, и вместе с ней тепло, и что сердце заполнилось черной пустотой.

— Не может быть, — прошептал он. Марк взял его под руку.

— Что ж, сын, тебе придется с этим смириться, как смирился я. У нас был разговор. Я пытался понять его. Что он сказал? Что это религия его матери, и сестер, и мужей сестер и что… что Максим, который оградил наш край от варваров, тоже христианин… Я не хочу его осуждать. После моей смерти он должен был стать декурионом. Принятие христианства — один из путей этого избежать.

Один из путей, повторил про себя Грациллоний. Другим путем была армия. И сам он выбрал этот путь, хотя будь он старшим сыном в семье, в армию его не взяли бы. По закону Диоклетиана, старший сын наследует имущество, класс и род занятий отца. Закон этот, разумеется, можно было обойти, но декурионы — землевладельцы, купцы, в общем, люди с относительным достатком и весом в обществе — были слишком на виду. Когда-то считалось честью принадлежать к их классу. Они были советниками и судьями. Они не устраивали грандиозных зрелищ на потеху толпе. Это прерогатива цезарей, сенаторов, а в последнее время — и разбогатевших выскочек. Нет, они выполняли не всегда заметную, но полезную обществу работу. Сейчас времена другие. Обязанности у декурионов остались, а вот права почти все отобрали.

— Ты же знаешь, я сам хотел покинуть свой класс, — продолжал Марк. — Поэтому и ушел в море. Можно было вполне сносно существовать. Даже твой дед одобрил мое решение, а уж он-то был человеком долга и чести. И все равно потребовались все его влияние и, кстати, немалая сумма, чтобы мне, сыну декуриона, разрешили стать навикулярием. Потом твой дядя, мой старший брат, умер, и мой статус, как это называется, упорядочили. Я вступил во владение собственностью. И, как видишь, почти все потерял.

— Да, но я не понимаю, каким образом?

— Я не объяснял тебе, потому что не в правилах у меня жаловаться, тем более сыну. Причина на самом деле проста. Подати. Налоги и сборы, которые растут с каждым годом. Чем больше землевладельцев разоряется, тем выше подать. Ты можешь сказать, что имея такие обширные земли, налог заплатить нетрудно. Это не так. Мы давно уже обходимся почти без денег. Обмен, продукты со своего хозяйства — так и выживаем. А империи нужна звонкая монета. Только где ее взять? Ты знаешь, я часто вспоминаю наши с тобой бесшабашные морские деньки. Славное было время. А таланта Коммиуса сдирать с бедняка последнюю рубашку бог мне, к счастью, не дал.

Марк вдруг расправил плечи, в глазах его зажглись озорные огоньки, и он зычным голосом, как будто снова очутился на носу своего брига, крикнул:

— Держись, парень, не все так плохо!

Затем посерьезнел.

— На самом деле тебе ничего не грозит. Вряд ли законники смогут привязать к ферме боевого офицера, да еще доверенное лицо самого Максима. Возможно, он выхлопочет для тебя сенаторский ранг. Что до меня, то и я не пропаду. У меня толковые, работящие зятья. Мы объединимся и поднимем хозяйство.

— А если не выйдет? — печально спросил Грациллоний.

— Не знаю, не знаю. Я полагаюсь на себя и на Господа нашего, Митру, — Марк остановился и покачал головой. — Во всяком случае, я не сбегу и не стану скрываться под чужим именем.

— Как бы мне хотелось помочь тебе, отец. Да ты и сам знаешь, но… Я еду с миссией, и что будет дальше, я не могу предвидеть.

— Пойдем, — сказал Марк. Некоторое время они шли молча.