– Это всего лишь я, сынок, – ответил эконому голос Г.М.

– Сэр Генри?

– Угу. Приятная погода для этого времени года, верно?

– Вы не отведете мистера Хупера внутрь? Вот его рука. Теперь повернитесь и нащупайте ногой железную пластину, тянущуюся вдоль палубы. Каждая из таких пластин ведет к двери. А теперь прошу меня извинить.

Макс схватился за чей-то пиджак – не то Г.М., не то Хупера – и оказался между ними. Они осторожно зашагали по палубе, нашли дверь и выбрались через еще один затемненный отсек на не слишком яркий свет, который тем не менее ослепил их. Это оказался узкий проход, ответвляющийся от главного коридора с каютами по правому борту. Красный резиновый пол выглядел куда надежнее настила открытой палубы. Справа от них находилась закрытая дверь каюты с черным номером Б-71. Макс вспомнил, что это номер каюты капитана Бенуа.

– Давайте остановимся, – предложил Г.М. – Сынок, расскажите, что там произошло и каким образом вы это увидели?

Хупер явно не возражал повторить свою историю. Но прошло некоторое время, прежде чем он заговорил. Прислонившись спиной к белой стене и выставив вперед ноги, он уставился в пол. Тяжелое дыхание сотрясало его маленькую фигурку. Правая рука поглаживала сердце под пиджаком. А левая держала спасательный жилет. На восковых щеках над усами стального цвета алели пятна.

– Будет о чем рассказать дома, – выдохнул он, не отрывая руку от сердца. – Я, Джордж Хупер, видел, как бедняга получил пулю и упал за борт. На нем была фуражка с красно-золотым верхом.

– Да, но что именно вы видели?

– Я вышел подышать свежим воздухом, сел в шезлонг снаружи той двери и накрылся пледом.

Макс вспомнил, что видел Хупера дремлющим в шезлонге во время утренней прогулки по палубе «Б».

– Я просидел там минут десять-пятнадцать и уже хотел возвращаться, когда услышал, как дверь открылась и на палубу вышли люди.

– Сколько людей?

– Двое, – подумав, ответил Хупер. – Были слышны их шаги. Они подошли к поручням – можно было с трудом разглядеть их головы и плечи. – Прирожденный рассказчик, он прижал друг к другу большой и указательный пальцы, драматически подняв их вверх. – Потом я услышал звуки борьбы, а после – вспышка и выстрел, как в Ночь фейерверков. Тот, кто стоял позади бедняги, прицелился ему в затылок – как раз под фуражку – и выстрелил. Я буквально подпрыгнул в шезлонге.

При этом Хупер подпрыгнул снова. В моменты возбуждения в его речи появлялся тягучий сомерсетский акцент.

– Я сказал: «Эй, сынок, что это ты делаешь?» Бедный парень едва успел вскрикнуть. Я подбежал к перилам и даже успел притронуться к его кожаному сапогу. Но он свалился за борт, а другой побежал прочь. Я перегнулся через поручень и увидел, как бедняга упал головой вниз прямо в пену, потом опрокинулся на спину и заскользил назад, как жук в канаве. Через пару секунд его уже не было видно. Ужасная история. Просто стыд!

Хупер снова прижал ладонь к сердцу и замедлил дыхание, призывая слушателей разделить его возмущение. При этом он все еще казался потрясенным тем, что лично удостоился лицезреть подобное.

Во время монолога Г.М. хранил задумчивое молчание, опустив уголки рта и глядя на Хупера поверх очков, сдвинутых на широкий нос. Шапку он снял, что придавало ему более человеческий вид.

– Так! – пробормотал он, уперев кулаки в бока. – Похоже, мы опять сели в лужу. Вы видели человека, который стрелял? Вы могли бы опознать его, если бы увидели снова?

– Не требуйте от меня чудес, парень.

Подобное обращение было новым опытом для Г.М.