Фрэнсис вздохнула:

– Я жду другого звонка. Поехала в этот пансионат, о котором тебе говорила, но даже на территорию попасть не могу. Их интерком не работает.

– Ужасное свинство! Как это некрасиво! – Плохое обслуживание легко выводило Алена из себя. – Ты должна развернуться и ехать домой. Другого варианта нет, правда? Ты помнишь тех двоих несчастных, которые умерли в парной? Они думали, что просветляются, а на самом деле запекались.

– Этот пансионат – модное местечко. Горячий источник, массаж, арт-терапия. Может быть, нестрогое голодание.

– Нестрогое голодание. – Ален фыркнул. – Ешь, когда голоден. Это, видишь ли, привилегия – есть, когда голоден, пока столько людей в мире лишено такой возможности.

– В этом-то все и дело – мы в этой части света не голодаем, – сказала Фрэнсис и посмотрела на обертку плитки «Кит Ката» на консоли ее машины. – Мы едим слишком много обработанной пищи. Вот почему нам, привилегированным, нужно проходить детокси…

– Боже мой, и она купилась на это. Напилась «Кул-эйда»! Детоксикация – это миф, дорогая, и уже развенчанный! Детоксикацию для тебя делает твоя печень. Или почки. В общем, организм прекрасно с этим справляется.

– И все же, – сказала Фрэнсис. У нее возникло ощущение, что он тянет резину.

– И все же, – сказал Ален. – Ты говоришь так, будто у тебя простуда.

Казалось, ее простуда сильно его разгневала.

– Да, у меня дурная, привязчивая и, возможно, хроническая простуда. – Фрэнсис демонстративно закашляла. – Ты будешь мной гордиться. Я принимала множество очень сильнодействующих лекарств. Сердце у меня делает миллион миль в час.

– Вот об этом я и говорю, – сказал Ален.

После этих слов наступила пауза.

– Ален? – поторопила Фрэнсис, уже заранее зная, что он сейчас скажет.

– Боюсь, что у меня плохие новости, – сообщил агент.

– Понятно.

Она подтянула живот, готовая принять это по-мужски или по меньшей мере как подобает автору любовных романов, способному прочесть отчет о начислении авторского гонорара.

– Ну, поскольку ты уже знаешь, дорогая, – начал Ален.

Но Фрэнсис не могла слышать, как он юлит, пытаясь смягчить удар комплиментами.

– Они не хотят брать новую книгу, так? – спросила она.

– Они не хотят брать новую книгу, – печально подтвердил Ален. – Мне очень жаль. Думаю, ты написала прекрасную книгу, правда. Все дело в кризисе на рынке. Любовная проза приняла на себя самый сильный удар… вечно так не будет продолжаться, литература про любовь всегда возвращается, это временно, но…

– Продай кому-нибудь другому, – оборвала его Фрэнсис. – Продай Тимми.

Еще одна пауза.

– Дело в том, – начал Ален, – я не говорил тебе… но я подсунул рукопись Тимми несколько недель назад, потому что у меня было нехорошее предчувствие, что такое может случиться… и конечно, если бы он согласился раньше других, я смог бы поторговаться…

– Тимми отказался? – Фрэнсис ушам своим не верила.

У нее в шкафу висело дизайнерское платье, которое она никогда больше не сможет надеть. А все из-за пятна от пина колады, которую Тимми пролил на нее, прижав в углу на Мельбурнском фестивале писателей. Он говорил торопливым горячим голосом ей в ухо, оглядываясь через плечо, как шпион, говорил, как хочет издавать ее, что его судьба – стать ее издателем, что никто другой не сумеет издать ее так, как он, что ее преданность Джо восхитительна, но не по адресу, потому что Джо считала, что понимает любовные истории, но она их не понимала, понимал только Тимми, только он, Тимми, может поднять Фрэнсис на следующий уровень, и он это сделает – и так далее, и так далее, пока не появилась Джо и не спасла ее.