— Чо молчат-то? Может, ушли? — не открывая глаз, спросил Афанасий.

— Да нет… сидят…

— Сколько времени?

— Бог его знает. Часы стали…

— Они не уйдут, — сказал Лютый.

— Скорей бы уж тогда, — подал голос кто-то. — Чего тянут-то?..

— Ничего… — ответил Лютый. — Они тоже там на солнышке…

Боец присмотрелся в бинокль.

— Слушай, они там скучковались, человек пять. Может, достану из подствольника?

— Не тронь говно — вонять не будет, — откликнулся Афанасий. — Может, дотянем до своих.

— Где они, свои? — спросил кто-то. — Второй день уже… Одну бы вертушку. Только одну вертушку…

Снова повисло молчание. Афанасий вдруг гыкнул, затряс плечами от беззвучного смеха.

— Чо ты? — скосил глаза Лютый.

— Слышь, чо подумал… Где-то люди живут… по улицам ходят… Странно, правда?..

И снова молчание.

— Засуетились вроде, — сказал боец с биноклем.

Лютый тяжело поднялся, достал из кармана оптику от СВД, глянул.

— Готовятся, — сказал он. — Рота, к бою!

Бойцы зашевелились, застегивали бронежилеты, снимали панамы, надевали каски, поднимались, опираясь на приклад автомата. Уже невооруженным глазом видно было, как стягиваются духи к крайнему ряду камней.

— Сейчас пойдут, — спокойно, даже равнодушно сказал кто-то. — Каюк нам.

— Знать бы, который из них Усама, — сказал Афанасий. — Глотку перегрызть напоследок.

Лютый, прижавшись щекой к прикладу, положил подбородок на камень, опустил глаза. Песчинки — каждая, оказывается, своей причудливой формы и цвета — перекатывались, разбегались кругами от его дыхания. Из-под приклада выбежал бронзовый жучок. Лютый закрыл ему дорогу пальцем. Тот деловито ощупал усиками огромный, как гора, палец, вскарабкался на него, спустился с другой стороны и побежал дальше по своим важным делам…

От камней раздался гортанный крик. Лютый поднял глаза, резко втянул воздух, раздувая ноздри, щуря глаза, готовясь к бою. Бойцы, оскалившись в застывшей на почерневших губах улыбке или играя желваками, подрагивая от напряжения, ждали.

Наемники пошли в атаку. Их было уже немного, но все же гораздо больше, чем то, что осталось от девятой роты. Они тоже давно потеряли счет убитым, счет времени, представление о цене своей и чужой жизни, для них тоже весь мир сжался до этого клочка выжженной каменистой земли, они тоже валились с ног от жары, отчаяния и нечеловеческой усталости, — и они первые не выдержали, встали в рост и пошли, стреляя от бедра и призывая на помощь аллаха.

— Ну чо, пацаны, махнем по последней? — крикнул Афанасий.

Лютый вскочил из своего укрытия, оглядел лежащую за кладкой редкую цепочку бойцов и заорал, надсаживая голос:

— Рота, слушай мою команду! ВДВ, вперед!

Бойцы поднялись и с яростным криком бросились за ним навстречу противнику.

Две цепи солдат, две волны ненависти стремительно сближались на вершине — кто-то из пацанов закинул голову и упал в рост — и в этот момент земля между ними дрогнула и взметнулась вверх. Пара «грачей» с ревом пронеслась над самой головой и заложила крутой вираж над ущельем. Следующая пара ударила ракетами по разбегающимся в ужасе наемникам, накрыла их стеной разрывов. Горело все — земля, одежда и волосы убитых. Солнце бледным пятном едва просвечивало сквозь черный дым.

Лютый в засохшей на камуфляже своей и чужой крови оцепенело стоял на вершине, держа автомат в бессильно опущенной руке.