Нельзя изменить то, что уже произошло; нельзя забрать обратно слова, произнесенные вслух. Ты будешь думать обо мне и пожалеешь, что у тебя не было возможности отговорить меня. Ты будешь пытаться найти то единственно верное, что можно было бы сказать, сделать. Думаю, мне следовало бы сказать тебе: «Не вини себя, это не твоя вина»,  но это будет ложью. Мы оба знаем, что мне не так просто было на это решиться.

Ты будешь плакать на моих похоронах. Будешь говорить, что все должно было быть иначе. Ты будешь вести себя так, как положено. Но будет ли тебе недоставать меня?

И, что важнее, будет ли мне недоставать тебя?

Хочет ли кто‑нибудь из нас на самом деле знать ответ на этот вопрос?

6 Марта 2007 года

За девятнадцать минут можно подстричь лужайку перед домом покрасить волосы, посмотреть период хоккейного матча. За девятнадцать минут можно испечь лепешку или запломбировать зуб, можно сложить свежевыстиранное белье семьи из пяти человек.

Именно за девятнадцать минут были распроданы все билеты на игру плей‑офф команды Титаны Теннеси. Ровно столько нужно времени, чтобы прослушать альбом «Close to the Edge» группы «Yes». Ровно столько длится серия комедийного сериала, если не считать рекламу. Ровно столько времени занимает дорога от границы Вермонта до городка Стерлинг в штате Нью Гемпшир.

За девятнадцать минут можно заказать пиццу и дождаться ее доставки. Можно прочитать ребенку сказку или сменить масло в машине. Можно пройти две мили. Можно подшить подол платья.

За девятнадцать минут можно остановить мир, или просто уйти из него.

За девятнадцать минут можно удовлетворить чувство мести.

Как обычно Алекс Корниер опаздывала. На дорогу от дома до здания высшего суда округа Графтон, штат Нью Гемпшир, уходит тридцать две минуты, да и то только в том случае, если превысить скорость, проезжая через Орфорд. Она спустилась вниз босиком в одних чулках, держа в руках туфли на высоких каблуках и папки, которые взяла домой на выходные. Она свернула свои густые каштановые волосы в тугой узел и сколола его на затылке шпильками, приведя себя в надлежащий вид, перед тем как выйти из дома.

Алекс уже тридцать четыре дня занимала пост судьи в высшем суде. Она думала, что, показывая свое рвение на посту судьи районного суда в течение пяти лет, она получила все права на этот пост. Но даже в свои сорок лет она оставалась самым молодым судьей штата. Ей все еще приходилось бороться за репутацию честного судьи – до этого она работала государственным защитником, и прокуроры считали, что она на стороне защиты, хотя решения, которые она приняла, работая в окружном суде, были предельно объективными. Подавая несколько лет назад заявку на пост судьи, Алекс искренне хотела доказать, что в этой судовой системе человек считается невиновным, пока не будет доказана его вина. Но она не могла предположить, что на нее, как на судью, принцип презумпции невиновности распространяться не будет.

Запах свежезаваренного кофе привлек Алекс на кухню. Там, согнувшись над дымящейся чашкой, сосредоточенно читала учебник Джози. Вид у нее был усталый – серые глаза покраснели, нерасчесанные каштановые волосы были небрежно собраны в хвост.

– Скажи, что ты не просидела здесь всю ночь, – сказала Алекс.

Дочь даже не подняла головы.

– Я не просидела здесь всю ночь, – эхом повторила Джози.

Алекс налила себе чашку кофе и опустилась на стул рядом с ней.

– Честно?

– Ты просила, чтобы я тебе это сказала, – рассеянно ответила Джози. – Ты же не просила говорить правду.

Алекс нахмурилась.

– Тебе не стоит пить кофе.

– А тебе не стоит курить, – ответила Джози.

Алекс почувствовала, как ее щеки покраснели.