– Расслабься, – сухо сказала Алекс. – Думаю, я смогу приготовить завтрак и не сжечь при этом дом.

Но Джози забрала у нее кастрюльку и плотно выложила кусочки бекона, словно сельдь в банке.

– Почему ты так одеваешься?

Алекс посмотрела на свою юбку, блузу и туфли на высоких каблуках и нахмурилась:

– А что? Слишком похожа на Маргарет Тэтчер?

– Нет. Я хочу сказать… какая разница, во что ты одета? Никто ведь не видит, что на тебе под мантией. Ты можешь надеть даже пижаму. Или тот свитер, который ты носила еще в колледже, с дырками на локтях.

– Независимо от того, видит кто‑то мою одежду или нет, я все равно обязана одеваться… ну, благопристойно.

Джози продолжала готовить, но по ее лицу пробежала тень, словно Алекс дала неверный ответ. Алекс внимательно посмотрела на дочь – обкусанные ногти в форме полумесяца, веснушки за ушами, ломаный пробор – и увидела маленькую девочку, которая ждала ее у окна в доме няни, когда солнце уже садилось, поскольку знала, что Алекс придет за ней только в такое время.

– Я никогда не ходила на работу в пижаме, – согласилась она, – но иногда я закрываю дверь кабинета и сплю на полу.

Медленная улыбка удивления заиграла на лице Джози. Она восприняла мамино признание, словно случайно севшую на ладонь бабочку: такие моменты настолько поразительны, что, обращая на них внимание, всегда рискуешь их утратить. Но им еще предстояло ехать на работу, предъявлять обвинения защитникам, решать химические уравнения, и когда Джози выложила бекон на бумажное полотенце, чтобы стек жир, момент был упущен.

– Я все равно не понимаю, почему я должна завтракать, если ты этого не делаешь, – проворчала Джози.

– Потому что нужно достичь определенного возраста, чтобы получить право разрушать свою жизнь, – ответила Алекс И, кивнув на омлет, который готовила Джози, спросила: – Обещаешь, что все съешь?

Джози посмотрела ей в глаза.

– Обещаю.

– Тогда я поехала.

Алекс обвела взглядом кухню, довольная, что сделала все возможное, несмотря на нехватку времени, чтобы сыграть роль хорошей матери, потом схватила свой термос с кофе. Когда она выезжала из гаража, ее мысли уже были заняты решениями, которые ей предстояло написать в тот день, количеством обвинений, которые помощник внесет в список дел к слушанию, ходатайствами, словно по волшебству, появившимися на ее столе с вечера пятницы до сегодняшнего утра. Она была уже очень далеко от того мира, где ее дочь выбросила нетронутый омлет в мусорное ведро.

Иногда Джози казалось, что ее жизнь похожа на комнату без дверей и окон. Это была роскошная комната, и половина ребят из школы Стерлинг Хай наверняка отдали бы правую руку, чтобы попасть туда, но и сбежать из этой комнаты было невозможно. То ли Джози была не той, кем хотела, то ли она была той, с кем никто не хотел общаться.

Она подняла лицо навстречу струям воды – она сделала душ таким горячим, что на коже появились красные полосы, нечем было дышать и запотели стекла. Она сосчитала до десяти и только тогда вышла из‑под струи и встала вся мокрая перед зеркалом. Ее лицо горело, волосы прилипли толстыми веревками к плечам. Она повернулась боком, придирчиво изучила свой плоский живот и немного его втянула. Она знала, что видел Мэтт, глядя на нее, что видели Кортни, и Мэдди, и Брейди, и Хейли, и Дрю. Она тоже очень хотела это видеть. Проблема была в том, что, когда Джози смотрелась в зеркало, она видела то, что скрывалось под кожей, а не то, что было нарисовано на ней.

Она понимала, как должна выглядеть и как должна вести себя. Она носила темные длинные прямые волосы, одевалась в модном магазине, слушала альтернативный рок и инди‑рок. Ей нравилось ощущать на себе взгляды других девочек в школе, когда она сидела в школьной столовой, накрасившись косметикой Кортни.