Работа детектива в маленьком городке заставляла Патрика постоянно выкладываться на всю катушку. В отличие от знакомых копов, работающих в департаментах больших городов, у которых было двадцать четыре часа на расследование дела, а потом оно могло считаться нераскрытым, Патрик должен был просматривать все, что попадало на его стол, а не выбирать то, что поинтереснее. Сложно увлечься расследованием дела о фальшивом чеке или о краже, если преступник заплатит штраф в размере 200 долларов, а неделя, которую Патрик потратит на расследование, будет стоить налогоплательщикам в пять раз дороже. Но каждый раз, когда дела, которыми он занимался, начинали казаться ему не особенно важными, он сталкивался лицом к лицу с жертвой: с истеричной мамашей, чей кошелек украли; с хозяевами небольшого ювелирного магазина, у которых украли все, что они копили на старость; с взволнованным профессором, который оказался жертвой «кражи личности[3]». Патрик знал, что расстояние между им самим и человеком, который обратился за помощью, измерялось надеждой. Если бы Патрик не вмешивался, если бы не выкладывался на сто процентов, то эти пострадавшие навсегда остались бы жертвами. Именно поэтому, с тех пор как Патрик начал работать в полиции Стерлинга, ему удавалось раскрывать все дела без исключения.

И все же.

Ночью, лежа в одиночестве в своей постели и мысленно прокручивая свою жизнь, Патрик не вспоминал признанные успехи, а думал только о возможных поражениях. Когда он во время осмотра территории разоренного старого депо находил угнанную машину, из которой украли все, что можно, и бросили в лесу, когда протягивал носовой платок рыдающей шестнадцатилетней девчонке, чье свидание закончилось изнасилованием, Патрик не мог избавиться от ощущения, что опоздал. Он был детективом, но не мог ничего предвидеть. Все попадало к нему уже сломанным, всегда.

Был первый теплый день марта. Один из тех, когда начинаешь верить, что снег рано или поздно растает, что июнь уже не за горами. Джози сидела на капоте машины Мэтта, стоящей на ученической парковке. Она думала о том, что до лета гораздо ближе, чем до начала учебного года, что через каких‑нибудь три месяца она официально станет ученицей выпускного класса. Рядом с ней сидел Мэтт, прислонившись к лобовому стеклу и подставив лицо солнечным лучам.

– Давай прогуляем школу, – сказал он. – На улице слишком хорошо, чтобы париться в классе.

– Если прогуляешь, то окажешься на скамье запасных.

Чемпионат штата по хоккею начинался сегодня после обеда, и Мэтт играл на правом фланге. В прошлом году Стерлинг выиграл и рассчитывал повторить успех.

– Ты придешь на игру, – сказал Мэтт, не спрашивая, а утверждая.

– А ты выиграешь?

Мэтт с озорной улыбкой усадил ее к себе на колени.

– А разве я когда‑то проигрывал? – спросил он, говоря уже не о хоккее, и она почувствовала, как краска заливает ее лицо.

Вдруг Джози ощутила, как на спину ей посыпался дождь монет. Они увидели Брейди Прайса, футболиста, который шел, держа за руку Хейли Уивер, королеву школы прошлого выпуска. Хейли бросила еще одну горсть монет – так в Стерлинге желали спортсменам удачи.

– Порви их, Ройстон! – крикнул Брейди.

Их учитель математики тоже появился на парковке со своим потертым черным кожаным портфелем и термосом с кофе.

– Здравствуйте, мистер МакКейб, – крикнул Мэтт.