Изменить размер шрифта - +

В ответ он совсем неожиданно опрокинул на нее ушат такой черной ругани, какой она и от эркских матросов не слыхивала. А заметив, что она сделалась как каменная, добавил уже добродушнее:

— Не бойся, Катри. Вот обернут тебя по второму заходу, так почувствуешь, что лучше уж ругаться, чем даром орать. Больше отключает, знаешь, особенно если специально наворачивать покруче.

И, погодя немного, произнес уж совсем серьезно:

— Я тебя раскусил, Катринка. Ты такая, как и я. Нам с тобой завет от Бога: ни в какую не делать того, на что тебя вынуждают. Все равно кто: враги или кореша.

 

Умение, наспех преподанное ей рыжим, пригодилось Танеиде в полной мере. Почему кэланги не ломали ей костей, из какого суеверия щадили лицо и вообще жизнь? Из почти сакрального почтения к физической красоте, что внушают динанцам буквально с рождения? Из боязни ответить перед некими незримыми защитниками? Или куда проще: ее информация отчего-то сохраняла свою ценность даже и тогда, когда красные части вошли в город Эдин и стали вокруг Ларго.

Но в то время ей было не до раздумий и прикидок. Ее опустили еще ниже, чем в первый раз — в камеру, вырубленную в монолите, на котором стоял «замок». Воздух — но не свет — проникал в щель у потолка. Пока были еще силы, можно было, протянувшись по стене, почувствовать кончиками пальцев холодную струйку. По щиколотку стояла густая влага. В ней она сидела все время, привалившись к осклизлой стене. Подбирать куски, которые бросали ей в эту жижу, опасалась: когда жажда вконец доняла ее — попробовала смочить губы, и ее тотчас вырвало.

Где-то через тысячу дней дверь лязгнула в последний раз, и оттуда в самую мокреть выпало тело. Она подползла, осторожно приподняв голову за рыжие волосы — лицо было начисто, до костей, стесано, вокруг плавали кровавые ошметки.

Тогда она поняла, что больше ничего не будет.

 

* * *

— Я вспомнила, Атта. Я все вспомнила.

— О! Я побегу, позову доктора, — девушка рванулась, но Танеида, пригнувшись, крепко ухватила ее за запястье. Тело будто кипятком окатило. Успела заметить на себе что-то вроде комбинезона из батиста.

— Погодишь немного. Успеешь начальство порадовать. Что это на мне?

— Я же говорила — пластика, подсадки. Кожа уже своя, но еще молодая.

— Угум. Далее, Здесь не госпиталь, а санаторий, верно?

— Озеро Цианор. Цианор-Ри.

— Значит, санаторий для элиты. Бывшей. Самое глубокое озеро во всех трех провинциях. Поля эфемерных тюльпанов. Кстати, их еще долго ждать?

— Зима нынче. Двадцать первое декабря.

— Хорош был у меня последний годик, ничего не скажешь. И какова политическая обстановка на сегодняшний день?

— Взято все, кроме южного Лэна и предгорий Эро. Президент и главнокомандующий — Лон Эгр.

— Кроме. Великолепно! В смысле — всё, что надо для обоюдного счастья. А лицо у меня как?

— Лицо цело. Хорошее лицо.

— В самом деле? Ну вот что, дай-ка я на него посмотрю, чтобы знать, как мне с ним обращаться.

Атта покачала головой, отводя глаза.

— Зеркало дай, хоть… хоть расколотое! Ну?

Медсестренка почему-то испугалась чуть не до слез. Послушно отворила дверцу платяного шкафа. Изнутри было вделано зеркальное стекло в рост человека. Вздохнула и выскользнула из палаты.

В полном одиночестве Танеида плавно, боясь пошевелить боль, подошла к зеркалу, сняла блузу и шаровары и, чуть прижмурившись, поглядела на себя.

Ну, кожа, конечно, хуже, чем после оспы. Шрам от старой пули тоже никуда не делся, жутковатый вид, по правде говоря: даже кость вроде вдавлена, чего, кажется, сначала не было.

Быстрый переход