«В каких цветах?» – спросил он и снял ноги с кофейного столика. Его тяжелые черные ботинки глухо стукнули о планчатый пол в гостиной Il Bastone.

«Просто в цвете. Как на старом полароиде. А что? Что видишь ты?»

«Они выглядят серыми, – резко ответил он. – Поэтому их так и называют».

Она тогда пожала плечами, зная, что ее невозмутимость разозлит Дарлингтона еще больше.

«Это не важно».

«Может, для тебя это и так», – пробормотал он и вышел из гостиной. Остаток дня он упражнялся в спортзале, пытаясь сбросить раздражение.

В то время она была довольна собой, радовалась, что не все дается ему так легко. Но сейчас, кружа по периметру театра и проверяя маленькие меловые отметки, обозначающие каждую сторону света, она паниковала и чувствовала себя неподготовленной. Это ощущение не покидало ее с тех пор, как она впервые попала в кампус. Нет, оно с ней еще дольше. С тех пор, как декан Сэндоу сел рядом с ее больничной койкой, постучал по наручнику на ее запястье запятнанными никотином пальцами и сказал: «Мы предоставим тебе возможность». Но то была прежняя Алекс. Алекс времен Хелли и Лена. Алекс из Йеля никогда не носила наручников, не дралась, не трахалась в туалете с незнакомцем, чтобы возместить проигрыш своего парня. Алекс из Йеля было сложно, но она не жаловалась. Она была хорошей девочкой, которая старалась не отставать.

И терпела неудачу. Она должна была прийти сюда пораньше, чтобы понаблюдать, как рисуют символы, и убедиться, что круг надежен. Обычно такие старые Серые, как те, что парили в амфитеатре, не доставляют неприятностей, даже когда их привлекает кровь, но предсказания – это большая магия, и ее работа – удостовериться, что Костлявые придерживаются соответствующих процедур, соблюдают осторожность. Но она всего лишь притворялась. Всю прошлую ночь она зубрила, пытаясь запомнить правильные символы и пропорции мела, угля и костей. Твою мать, она даже сделала дидактические карточки и заставляла себя пересматривать их, отвлекаясь от чтения Джозефа Конрада.

Алекс казалось, что символы выглядят прилично, но она разбиралась в защитных символах не лучше, чем в современных британских романах. Была ли она внимательна, когда присутствовала на предсказании в осеннем семестре вместе с Дарлингтоном? Нет. Потрясенная странностью происходящего, она посасывала имбирный леденец и молилась, чтобы ее не вырвало и она не опозорилась. Она-то рассчитывала, что у нее будет полно времени научиться всему у Дарлингтона. Но на этот счет оба они ошибались.

– Voorhoofd! – позвал Гаруспик, и вперед выскочила усердная Костлявая.

Мелинда? Миранда? Алекс не могла вспомнить, как зовут эту рыжую девушку. Она помнила только, что та состоит в женской акапельной группе под названием «Whim ‘n Rhythm». Девушка промокнула лоб Гаруспика белым платком и снова растаяла в толпе.

Алекс старалась не смотреть на мужчину на столе, но ее взгляд невольно устремлялся к его лицу. Майкл Рейс, сорок восемь лет, диагностированная параноидальная шизофрения. Вспомнит ли Рейс что-то из этого, когда очнется? Когда он попытается кому-то рассказать, назовут ли они его сумасшедшим? Алекс прекрасно знала, каково это. На этом столе могла оказаться я.

«Костлявые любят, чтобы они были как можно более чокнутыми, – говорил ей Дарлингтон. – Они считают, что это повышает точность предсказаний». Когда она спросила, почему, он просто ответил: «Чем безумнее victima, тем ближе она к Богу».

«Это правда?»

«Лишь тайна и безумие приоткрывают истинное лицо души, – процитировал он и пожал плечами. – Их банковские счета согласны».

«И мы не против? – спросила Алекс.