«Кто вы?» — спросил я дрожащим голосом, стараясь подавить страх.

Но и он заговорил в тот же миг, что и я, и тогда я понял, что это не другой человек и что это не дверь, а большое зеркало. А в нем — мое отражение.

Несколько секунд я недоверчиво всматривался в отражение, недоумевая, почему воспринял его — мое отражение — как чужое и совершенно незнакомое. Словно прежде мне никогда в жизни не доводилось видеть этого человека. Я крадучись подошел ближе к зеркалу, постучал по стеклу кончиками пальцев.

Все еще не теряя надежды на то, что отражение может исчезнуть, я повернул голову в сторону от зеркала, а затем резко возвратил ее в прежнее положение. Но после того как в течение нескольких минут я всматривался в зеркало под разными углами, мне пришлось признать, что незнакомец, смотревший оттуда на меня, вовсе не был незнакомцем. Или, по крайней мере, не должен был им быть.

«Кто вы?» — снова спросил я вкрадчиво, но отражение, пристально вглядывавшееся в меня, выглядело в равной степени озадаченным.

Я сказал это по-английски. Значит, я англичанин? Скорее всего, так. Это было хорошо. Количество информации росло. Наверное, теперь в любую секунду я могу вспомнить все. Мое отражение улыбнулось этой мысли, заставив меня поспешно сделать шаг назад, поскольку в этой улыбке я уловил скрытую угрозу. Я снова посмотрел на кровоподтек на его виске и впервые ощутил болезненную пульсацию крови в голове, эти беспрерывные толчки… Боже мой, это было невыносимо. Как же я не заметил этого до сих пор?

Я прошел в ванную, открыл аптечку и отыскал баночку с аспирином. Мои дрожащие руки не сразу справились с крышкой, но мне все же удалось достать пару таблеток. Глотая их, я поморщился — таблетки сильно оцарапали пересохшее горло. Рефлекторно я открыл поржавевшие краны душа и некоторое время стоял под струями горячей воды. Но после того как я поднял руку, чтобы откинуть свесившиеся на глаза волосы, мои пальцы оказались в крови. Увидев такое, я вскрикнул в испуге и, поскользнувшись, упал в ванну и крепко ударился спиной, которая и до этого у меня болела. И только тогда я осознал, что забыл раздеться, что насквозь промокшая рубашка прилипла к спине и что брюки в столь же плачевном состоянии.

Кое-как я поднялся на ноги, стащил с себя мокрую одежду и швырнул ее в ванну. Выключив душ, я протер полотенцем запотевшее зеркало и внимательно осмотрел свое лицо. Вода смыла корку запекшейся крови с виска, отчего рана опять стала слегка кровоточить, но вскоре это прекратилось.

Я снова открыл аптечку, висевшую над зеркалом, и с радостью схватил лежавшие там расческу и бритву. Чисто выбритый и с зачесанными назад влажными волосами, я почувствовал, что начинаю выглядеть чуть более нормально. По крайней мере теперь я мог смотреть на себя без прежнего чувства смятения и тревоги. Я был высок, и на моем обнаженном теле отчетливо выступали крепкие мускулы. При моем росте, атлетической фигуре и темных волосах, я мог быть симпатичным. Я должен был быть симпатичным. И все же я почему-то чувствовал, что лишен этого качества. Что-то было не так с моим лицом, скорее с выражением глаз. Они не казались привлекательными даже мне самому. От них как будто веяло холодом.

Я вернулся в спальню и осмотрел дорогую одежду, висящую в шкафу на вешалках и лежащую в ящиках. Оказалось, что вся она моего размера, и тут я впервые подумал, что, наверное, я здесь и живу. И должно быть, все эти вещи — мои собственные.

Вымывшийся и надевший все чистое, я направился к письменному столу в гостиной, на который обратил внимание еще раньше. На столешнице я обнаружил сложенный лист бумаги, и когда развернул его, то увидел, что это договор аренды, согласно которому эта квартира сдается внаем господину Габриелю Антеусу.