Племянник выпущен на свободу! Наши мамы и папы просто погибнут. Не в прямом смысле слова, а в переносном… Хотя некоторые, может быть, и в прямом.

Особенно мамы! За пап я как-то меньше волнуюсь. А где ночевать? Не пойдем же мы в гости к Племяннику! Может быть, уехать без Глеба? Нет, невозможно.

Помочь ему? Как?!» - С Глебом что-то случилось, - с плохо скрываемым беспокойством сказал я.

- Это из-за меня, - сказала Наташа. - Я виновата. Я!.. В лесу, в темноте, под холодным дождем она продолжала думать о справедливости!

- О, не казни себя! - воскликнул я шепотом, чтоб не слышали остальные.

Она с плохо скрываемым испугом отодвинулась от меня.

- Ты не виновата, - уже спокойно, нормальным голосом сказал я. - Это же я запер Племянника в подземелье. Правда, у меня не было другого выхода.

Значит, никто не виноват. Такова жизнь!

- Сэ ля ви! - воскликнул Покойник. Он любил встревать в чужой разговор.

Это самое «сэ ля ви» было известно каждому первокласснику, но Покойник произнес так, будто звал французский язык. Вообще, убежав со «старой дачи», он осмелел.

- Еще возможна погоня, - сказал я.

И Покойник сразу заговорил обыкновенно, по-русски:

- Какая?

- Племянник!.. Ну, а если Глеб не вернется, нам придется освобождать его!

Покойник умолк.

«Что же делать? - рассуждал я. - Не пойти ли в разведку? Но тогда мы наверняка опоздаем на электричку. Так, так, так… Где же выход? Может быть, мне одному остаться, а всем другим немедленно мчаться на станцию?» Я предложил это. И затаив дыхание ждал, что мне ответят: оставаться одному все-таки не очень хотелось.

- Давай вдвоем, - предложил Принц Датский.

- Пусть женщины уедут! - воскликнул я. Посмотрел на Покойника и добавил: - И ты с ними.

Покойник не возражал. Но Наташа не согласилась:

- Еще есть минуты. Несколько минут… Подождем. Одного я тебя не оставлю.

Меня! Одного! Хотя и Принц тоже хотел остаться… Она сказала про меня одного!

Если б это было не в холодном лесу, а в какой-нибудь другой обстановке, я бы, наверно, умер от счастья. А так я остался жить.

Хотя в следующую минуту могло показаться, что все мы умерли. Все пятеро!

Потому что мы затаили дыхание, прислушиваясь к тому, как чьи-то пятки шлепали по лужам и грязи. Они шлепали очень звонко… И вот появился Глеб.

Вернее сказать, возник!

- Что у тебя в руках? - спросил я.

- Ботинки… Чтобы не падать.. Скорее! Скорее… Погоня!

- Где?

Мы помчались!.. Но, даже задыхаясь от бега, я все-таки умудрился спросить Глеба:

- Он?

- Да… Очень был благодарен…

- Благодарен?

- Ну да… Очень хотел… Меня до станции… А их, говорит, убью! Ну, и я… Пока он за плащом…

Глеб, как всегда, не дотягивал фразы. Но тут уж трудно было его не понять, сколько он пережил!

«А все-таки, если б не он, вообще бы ничего не случилось! - опять пришла мне на бегу упрямая мысль. - Значит, все равно будет дорасследование. Надо довести до конца!..» Глеб теперь был с нами, я уже за него не волновался, и желание забыть все и простить куда-то сразу исчезло.

Так иногда бывало дома со мной… Если мама начинала меня ругать, я убегал и долго слонялся по улицам. Или сидел где-нибудь у товарища. А когда возвращался, мама вновь за меня принималась. И тогда Костя по секрету мне сообщал: «Пока тебя не было, она волновалась, и называла тебя ласковыми словами, и готова была простить… А вот появился, успокоилась - и опять за свое.