«Как жаль, что мама и бабушка не видят всего этого! - думал я. - Конечно, я расскажу им… Но, во-первых, папа обязательно будет мешать. И даже если я буду что-то преуменьшать, он скажет, что я сильно преувеличиваю. А, во-вторых, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Это давно известно!»

Я первый раз в жизни слушал доклад! Он был коротким…

- Молодец! - с мрачным видом сказала старушка, сидевшая рядом. И кивнула в сторону трибуны, которую покидал докладчик. - Быстро управился.

А я бы мог слушать еще!

- Сейчас мы поговорим о лучших людях нашей больницы! - сказал председатель.

Все в зале притихли и слегка напряглись. Я тоже заволновался. Не за себя, конечно… За папу.

- Мы пригласили сюда наших бывших больных, - продолжал председатель. Пусть они скажут…

Я пристально огляделся, но не смог отличить бывших больных от просто здоровых.

- А кто тут… болел? - тихо спросил я у сердитой старушки.

- Ты что - не поймешь?

- Не пойму…

- То-то и оно! - сказала она. Помолчала… А потом губы ее немного разжались: так она, наверно, улыбалась.

К трибуне зашагал огромный мужчина. Мне показалось, что здоровее его в зале не было ни одного человека.

- Это Андрюша, - сказала старушка. И опять по-своему улыбнулась.

В разных концах зала тоже зашептали:

- Андрюша… Андрюша…

- Его тут все знают? - спросил я старушку.

- А как же! Он был совсем слабый. Совсем…

Я тоже знал об этом бывшем папином пациенте.

«Если бы удалось поставить его на ноги!» - говорил папа.

Ему удалось… Бывший больной стоял на ногах!

Трибуна была Андрюше по пояс. Он схватил ее обеими руками, словно хотел поднять и подбросить вверх.

- Я работаю! - заявил с трибуны Андрюша. - Я играю в хоккей! А потому, что есть на свете такие люди… Есть такой человек…

Я посмотрел в президиум и понял, о ком идет речь: папы не было видно. Он и раньше-то сидел там, на сцене, в самом последнем ряду, а теперь уж совсем пригнулся и скрылся за чьей-то спиной.

И еще двое бывших больных сказали, что с помощью папы они «второй раз родились». Я понимал, что им бы не хотелось больше рождаться с папиной помощью… Но все они смотрели на папу так, будто с ним были связаны каткие-то очень хорошие, радостные воспоминания. А ведь он, между прочим, их оперировал…

Я сидел и делал разные фантастические предположения:

«Вот если бы я учился на одни только пятерки (чего на самом деле никогда в жизни не будет!) и меня бы стали вдруг хвалить на школьном собрании, многим ребятам это бы не понравилось. Я уверен… А тут все врачи, медсестры и нянечки так улыбались, словно их самих за что-то благодарили. Почему? - думал я. - Наверно, потому, что они любят папу… И правильно делают. Разве можно его не любить?»

А потом был концерт. А потом были танцы… И снова к папе подходили женщины: они приглашали его танцевать. И я опять ужасно страдал оттого, что мама и бабушка не видят всего этого.

- Я не умею танцевать… - извинялся папа. - Пригласите лучше Андрюшу!

- К нему не пробьешься! - ответила папе молодая женщина в белом халате, которая в тот вечер, наверно, дежурила и забежала в зал на минутку.

К Андрюше, и правда, было трудно пробиться. Он больше всех танцевал, громче всех смеялся и разговаривал. Словно хотел доказать самому себе, что может все это…

Папа не стал унижать меня: он ни разу не взглянул на часы, не сказал, что уже пора домой, потому что мне надо спать или делать уроки. Мы пошли в гардероб вместе со всеми.

Когда мы спустились вниз и папа уже протянул номерок, к нему вдруг подбежал запыхавшийся мужчина в белом халате и что-то шепнул на ухо.