Изменить размер шрифта - +
Мы отобьемся!»

- Она уже знает?

- Я сказал ей, что операция будет дней через пять. Так меня Егоров просил. Чтобы не волновалась…

«Иван Павлович все-таки позаботился о наркозе для своей матери», - подумал я. И спросил:

- Что ж теперь будет?

- Теперь я пойду к ней. И сам все скажу.

- Я тоже пойду!

- Идем. Это недалеко. Во дворе кинотеатра «Заря»… Она мне сказала: «Когда Ваня придет домой, и вы приходите!..»

Я взял папу под руку. И повел его. Он не удивлялся, не вырвался. Я, значит, был ему нужен! Или ему просто было тогда все равно.

- Она мне рассказывала о нем. Матери почти всегда делают это, чтоб я полюбил их детей - и старался…

Папа говорил о Егорове так, будто тот приблизительно был в моем возрасте, а мать его была в возрасте моей мамы.

- Больше всего на свете матери боятся пережить детей своих, - сказал папа. - Они верят, что мы, врачи, этого не допустим. А тут, видишь, как получилось…

Я шел и думал: «Почему маленький сгусточек крови оказывается сильней всех на свете?»

«Почему жизнь человека должна зависеть от какого-то тоненького сосудика? - рассуждаю я часто. - Почему?!» Когда я поделился этими мыслями с папой, он ответил:

- Мы вот и стараемся, чтоб не зависела!

Папа очень старается. Это я знаю…

- Скажи, пожалуйста… ты мог это предвидеть?

- Врач должен предвидеть все, - сердито ответил он.

И все-таки я снова задал вопрос:

- А сделать так, чтобы этого не случилось… ты мог?

- Был обязан!

Я понял вдруг, что папа злится не на меня, а на себя самого. Этого я не мог допустить!

- Ты был обязан? Или ты мог? Скажи мне, пожалуйста…

- Ты никогда не станешь врачом, - сказал папа.

- Почему?

- Потому что все время думаешь обо мне. То есть о себе! Вместо того, чтобы… Да ладно! - папа махнул рукой.

- Должен же о тебе кто-то думать, раз ты сам о себе никогда не подумаешь, - повторил я фразу, которую не раз слышал от мамы.

Мы вошли во двор. И тут выяснилось, что папа не знает номера квартиры. Он помнил только про кинотеатр, а про номер забыл.

Полный седой мужчина поливал кусты и траву. По тому, как он держал в руках шланг, я сразу понял, что он не дворник, а поливает двор по собственному желанию. Мужчина заметил, что мы оглядываемся по сторонам.

- Вам кого?

- Где тут квартира Егорова? - спросил папа.

- А-а, сына ведете на исправление? - почему-то обрадовался мужчина. - У нас в доме, как только парень споткнется, так его к Ивану Павловичу ведут. Имеет он к ним подход! А теперь, значит, из других домов потянулись?.. Он в первом подъезде живет. На втором этаже… Квартиру не помню! Но сейчас он в больнице. - Мужчина вздохнул. Вода из шланга лилась на один и тот же куст. - Без него вон ребята стол поломали… Стойку делали. Акробаты! Мы до его возвращения чинить не будем. Пусть они ему в глаза поглядят! При нем бы не поломали. Ни за что! Уважа-ают… О цветах и кустах они, будь здоров, как заботятся. А почему? Иван Павлович посадил. И яблоня эта - его… Он в первом подъезде живет… А в какой квартире-то? - обратился он к женщине, которая тащила мимо нас сумки.

- Вы про кого?

- Про Егорова.

Женщина сразу опустила сумки на землю. Грустно так опустила, тяжело.

- Он в том подъезде живет! Седьмая квартира. Скорей бы уж возвращался! У меня сын к математике неспособный. Так он Ивана Павловича полюбил, а потом уж (из-за него!) - математику. Четверки стал приносить. Я отсюда никуда не уеду. Пока сын не вырастет! Давайте я вас провожу.

Мать его дома, наверно…

Мне было страшно, что папа скажет: «Ивана Павловича уже нет…» Но папа, молчал.

Быстрый переход