Влажный рог легко разломился. Вор оставил товарищу часть поменьше. Все равно не подействует. Фуа было не до разговоров – у бедняги глаза закатывались от боли.

– Полумордый! Что расселся? – от лодок орал Глири.

Бойцы отряда уже выводили лодки на воду.

Квазимодо поморщился:

– Ладно, может, еще увидимся.

Фуа не ответил. Кажется, опять вырубился.

Квазимодо побежал к берегу. Сотник ждал, помахивая плетью:

– Что, целовались на прощание?

– Как можно, господин сотник. Я про аванка расспрашивал, вдруг еще появится.

– Добросердечный ты малый, как я посмотрю. Может, ты с ним останешься? Поддержишь товарища в беде?

– Как можно?! Куда ж я без вас? – изумился вор. – В одиночестве пропаду.

– А то смотри. Я могу тебя и оставить.

«Ага, интересно, ты мне руку или ногу рубанешь, когда оставлять будешь», – подумал Квазимодо, а вслух спросил:

– Господин сотник, а мне за попадание в аванка премия полагается?

Получив плетью между лопаток, Квазимодо охнул и кинулся садиться в лодку.

Глава 5

И почему запах чужого пота бывает настолько противным? Лодка с трудом двигалась вперед. Разговор давно увял, гребцы натужно работали веслами. Вор устал. Не выпускать так долго весло из рук оказалось занятием ужасно скучным. Предыдущие дни Квазимодо восседал на носу, по-командирски смотрел вперед. Сейчас тот период путешествия казался едва ли не полным благоденствием. Впереди еще половина дня, а руки уже ныли.

Маленькая флотилия из пяти лодок упорно продвигалась вперед. Правый берег стал выше, со скал свисали лианы и бесчисленные гроздья снежно-белых цветов. Иногда на скалах появлялись стаи мелких визгливых обезьян. Мерзопакостные животные насмешливо выли, скалились и пытались докинуть до лодок палки и мелкие камни.

– Говорят, эти хвостатые уродцы вкусные, – сказал Бубен. Он сидел перед Квазимодо и закрывал своей широкой спиной полмира.

– Кто говорит? – мрачно поинтересовался длинный солдат с «Морского ястреба». – Я в Скара пробовал обезьяну. Не мясо – одни жилы. И пресное. Дрянь.

– Тебе вместо обезьяны «желтка» подсунули, – предположил Квазимодо.

– У меня, Полумордый, в отличие от тебя два глаза. Вижу, что мне подают.

– Извини, – покладисто сказал вор. – Я не понял, как именно ты ее «пробовал».

– Это твоя мама с обезьяном пробовала, – обозлился солдат. – Сейчас садану веслом по морде – тебя с такой физиономией и назад в стаю не примут.

– Заткните пасти и гребите нормально, – рыкнул сидящий на корме десятник. Его мучила какая-то болезненная сыпь на руках, и мелкий начальник все время пребывал не в духе.

– Виноват, господин десятник, – сказал Квазимодо, – глупею. Это все от голода. Целый ведь день гребем. Разве на каше такой труд осилишь? Остановились бы хоть на денек, этих бы мартышек крикливых в котел настреляли. А после мяса можно уж и грести день и ночь.

– Ты язык-то попридержи, – мрачно посоветовал десятник. – Глири услышит – последнего зуба лишишься. Ты, Полумордый, эвфитон утопил? Теперь и сам-то кому ты нужен?

– Разве ж я утопил? – жалобно сказал Квазимодо. – Разбил проклятый аванк мое орудие в неравной схватке. Совсем осиротел я – эвфитона нет, штаны прорвались, плывем в глушь обезьянью.

– И то правда, – вздохнул Бубен. – Оборвались все. Неужто здесь никакой деревни или фермы не имеется? Я б рубашку себе новую добыл. Не думайте чего – заплатил бы все честь честью. Я приказ командора помню.