Их оказалось десятки — женщин, девушек и девочек с фамилией Пашутина. Но среди них не было ни одной Ксении, ни одной Оксаны… После каждой такой вылазки на кладбище Дэн заболевал, замыкался в себе, терял надежду, но проходило время, и он снова принимался за поиски.

Эти граничащие с сумасшествием поиски длились до тех пор, пока с инсультом не слег отец, до тех пор пока мама, пряча слезы, не сказала, что пришло время подумать и о живых. И Дэн сдался, оставил надежду найти могилу Ксанки. Почти оставил… Всего одно кладбище в месяц, в три месяца, в полгода. Из года в год…

А жизнь его тем временем понемногу налаживалась. В его жизни появилась учеба в университете, потом стажировка за границей, потом начатый еще отцом бизнес. В его жизни появились новые друзья и новые девушки, хрупкие, синеглазые, черноволосые, похожие на Ксанку. Наверное, похожие, потому что Дэн так и не смог вспомнить ее лицо. Прошлое почти отпустило.

Он женился на одной из таких черноволосых, синеглазых, без любви, под мягким нажимом мамы, не теряющей надежды увидеть внуков. Из затеи с женитьбой не вышло ничего хорошего. Дэн понимал это еще тогда, но особенно остро осознал теперь, когда перед отлетом в Хельсинки подал заявление о разводе. Его жена не удивилась и не расстроилась. Она была хорошей и славной, наверное, в чем-то она даже походила на Ксанку, но она не была его судьбой ни тогда, ни сейчас. Все эти годы они оставались чужими друг другу, оба мучились, оба задыхались в тисках нелюбви. Как Дэн ни старался, а прошлое его не отпустило.

И вот сегодня прошлое приехало из пыльного провинциального городка, уселось на ступеньках перед его дверью и жаждет встречи. Он тоже жаждет. Честное слово! Отчего же тогда так больно и откуда в кондиционированном воздухе салона горький запах гари?

Запарковаться во дворе удалось только чудом. Дэн втиснул свой внедорожник между соседским «жигуленком» и заползшей передними колесами на газон маршруткой. Вверх по лестнице он поднимался почти бегом, не обращая внимания на тяжесть болтающейся на плече дорожной сумки. Звонкий девичий смех и вкрадчивый мужской баритон он услышал почти сразу.

— …Вы поразительно, просто невероятно проницательны, — щебетала Машенька, соседка из квартиры напротив. — Не понимаю, просто ума не приложу, как вы догадались! Я никому об этом не рассказывала, я об этом даже и не вспоминаю.

— Интуиция, Мари! Интуиция, помноженная на богатый жизненный опыт. — Голос Гальяно был полон сдержанного достоинства и еще чего-то такого, отчего Дэну и самому захотелось поверить и в интуицию, и в богатый жизненный опыт. — Если бы вы только знали, сколько всего мне довелось пережить, Мари! Если бы только могли поверить…

Прерывать такой занимательный разговор Дэну было неловко, но, во-первых, Гальяно приехал в гости к нему, а не к Машеньке, во-вторых, у Машеньки имелся ухажер, который давно и настойчиво метил на роль мужа, а в-третьих, у Гальяно была его огнегривая Любаша, поэтому Дэн деликатно кашлянул и сообщил:

— Ну, вот я и прилетел! Здорово, старик. Здравствуйте, Маша.

Соседка Машенька зыркнула на него недобрым глазом, кивнула вежливо, но не слишком приветливо и, не сводя зачарованного взгляда с Гальяно, попятилась к своей полуприкрытой двери. «Мы еще увидимся» — читалось в ее взгляде.

— Мы непременно еще увидимся! — пообещал Гальяно и всем корпусом развернулся к Дэну. — Прилетел, сокол мой ясный! Не прошло и полгода!

Они не виделись тринадцать лет, и если к изменившемуся голосу Гальяно за эти годы Дэн успел привыкнуть, то метаморфозы, произошедшие с внешностью друга, заставили его на время потерять дар речи.