Рюноскэ Акутагава. Диалог во тьме
Часть 1
Голос: Ты оказался совсем другим человеком, чем я думал. Я: Я за это не в ответе. Голос: Однако, ты сам ввел меня в заблуждение. Я: Я никогда этого не делал. Голос: Однако, ты любил прекрасное — или делал вид что любишь. Я: Я люблю прекрасное. Голос: Что же ты любишь? Прекрасное? Или одну женщину? Я: И то и другое. Голос (с холодной усмешкой): Похоже, ты не считаешь это противоречием. Я: А кто же считает? Тот, кто любит женщину, может не любить старинного фарфора, но это просто потому, что он не понимает прелести старинного фарфора. Голос: Эстет должен выбрать что-то одно. Я: К сожалению, я не столько эстет, сколько человек от природы жадный. Но в будущем я, может быть, выберу старинный фарфор, а не женщину Голос: Значит, ты непоследователен. Я: Если это непоследовательность, то в таком случае больной инфлюэнцей, который делает холодные обтирания, самый последовательный человек. Голос: Перестань притворяться, будто ты силен. Внутренне ты слаб. Но, естественно, ты говоришь такие вещи только для того, чтобы отвести от себя нападки, которым ты подвергаешься со стороны общества. Я: Разумеется, я и это имею в виду. Подумай прежде всего вот о чем: если я не отведу нападки, то в конце концов буду раздавлен. Голос: Какой же ты бесстыжий малый! Я: Я ничуть не бесстыден. Мое сердце даже от ничтожной мелочи холодеет словно прикоснулось ко льду. Голос: Ты считаешь себя человеком полным сил? Я: Разумеется, я один из тех, кто полон сил. Но не самый сильный. Будь я самым сильным, вероятно, спокойно превратился бы в истукана, как человек по имени Гете. Голос: Любовь Гете была чиста. Я: Это — ложь. Ложь историков литературы. Гете в возрасте тридцати пяти лет бежал в Италию. Да. Это было не что иное, как бегство. Эту тайну, за исключением самого Гете, знала только мадам Штейн Голос: То, что ты говоришь, — самозащита. Нет ничего легче самозащиты. Я: Самозащита — не легкая вещь. Если б она была легкой, не появилась бы профессия адвоката. Голос: Лукавый болтун! Больше никто не захочет иметь с тобой дела. Я: У меня есть деревья и вода, волнующие мое сердце. И есть более трехсот книг, японских и китайских. восточных и западных Голос: Но ты навеки потеряешь своих читателей. Я: У меня появятся читатели в будущем. Голос: А будущие читатели дадут тебе хлеба? Я: И нынешние не дают его вдоволь. Мой высший гонорар — десять иен за страницу. Голос: Но ты, кажется, имел состояние? Я: Все мое состояние — участок в Хонзё размером в лоб кошки. Мой месячный доход в лучшие времена не превышал трехсот иен. Голос: Но у тебя есть дом. И хрестоматия новой литературы… Я: Крыша этого дома меня давит. Доход от продажи хрестоматии я могу отдать тебе, потому что получил четыреста пятьдесят иен. Голос: Но ты составитель этой хрестоматии. Этого одного ты должен стыдиться. Я: Чего же мне стыдиться? Голос: Ты вступил в ряды деятелей просвещения. Я: Ложь. Это деятели просвещения вступили в наши ряды. Я принялся за их работу. Голос: Ты все же ученик Нацуме-сенсея! Я: Конечно, я ученик Нацуме-сенсея. Ты, может быть, знаешь того Сосеки-сенсея, который занимался литературой. Но ты, вероятно, не знаешь другого Нацуме-сенсея, гениального, похожего на безумца Голос: У тебя нет идей. А если изредка они и бывают, то всегда противоречивы. Я: Это доказательство того, что я иду вперед. Только идиот до конца уверен, что солнце меньше кадушки. Голос: Твое высокомерие убьет тебя. Я: Иногда я думаю так: может быть, я не из тех, кто умирает в своей постели. |
