|
Она увидела, что она сделала и посмотрела на свою работу печально, но без стыда. Герцогиня увидела себя наедине с великой художницей в глухом лесу душ; застенчивость, недоверие и тщеславие остались за его пределами. Она сказала: - Если бы вы могли забыть его! - Забыть его! Лучше умереть! - Вы дорожите своим несчастьем? - А вы своим? - Я несчастна не из-за мужчины. Я хочу быть счастливой. - Но вы, герцогиня, больны от страсти! - Я тоже люблю. Я люблю вот эти прекрасные создания. - И только... Герцогиня посмотрела на нее с ужасом. - Создания Проперции, - сказала она. Проперция опустила глаза. - Вы правы. Я уже так низко пала, что отвечаю "и только", когда мне говорят об искусстве. Она встала бормоча: - Вы видите, мне надо успокоиться. И она скрылась в глубокой оконной нише. Герцогиня отвернулась; опять ее охватило горячее презрение, словно к родственнице, запятнавшей фамильную честь. В галерею врывалась золотисто-красная пыль солнечного заката. Статуи купались в ней, юные, бесстыдные, бесчувственные и навеки непобедимые. Напротив, на теневой стороне, корчилось большое сильное тело; ночь окутывала его своими серыми крыльями. Вдруг в сумраке раздался звук, точно из зловещей бездны: рыдание человеческой груди. "А между тем этой плачущей, - думала герцогиня, - обязаны жизнью те свободные, прекрасные". Она нежно приблизилась к Проперции и обвила ее рукой. - Наши чувства текучи и неверны, как вода. Вернитесь, Проперция, к творениям из камня: камни облагораживают нас. - Я пробовала. Но только мое жалкое чувство превращалось в камень. Она, шатаясь, тяжело прошла на середину вала. Она сорвала с подмостков под стеклянной крышей полотняные покровы; в колышущемся сумраке засверкал мраморный рельеф. Высокая женщина сидела на краю постели и срывала плащ с плеч убегающего юноши. Он смотрел на нее через плечо, изящный и пренебрежительный. Герцогиня узнала во второй раз молодого парижанина. Отвергнутая женщина на краю постели была Проперция Понти, обезумевшая, забывшая скромность и благопристойность и искаженная страстью, бившей по ее грубому лицу, точно молотом. Позади себя герцогиня слышала громкое дыхание другой Проперции. На нее смотрело то же бледное мраморное лицо, такое же необузданное, как и то, все во власти природы и ее сил. Герцогиня сказала себе: - Я вижу ее такою, какая она есть, и этого нельзя изменить. Она тихо спросила: - Так это и останется? - Так и останется, - повторила Проперция. - Эта жена Потифара чудовищно прекрасна. Как могла бы я желать, чтобы вы сделали что-нибудь другое? - Что-нибудь другое! Только что, герцогиня, я хотела сделать ваш профиль. Но что вышло? - Он... Господин де Мортейль... Но должно ли это быть так? - Если бы вы знали! Я скажу вам что-то. Сырой материал уже всегда содержит образ, счастливый или мучительный. Я не могу ничего изменить в нем, я должна просто вынуть его из камня. А теперь во всех камнях скрывается только один. Любовно и с тихим ужасом герцогиня спросила: - И это произведение даже не облегчило вас? - В первый момент. |
