Книги Проза Генрих Манн Диана страница 25

Изменить размер шрифта - +
.. для чего... Ну... это доставляет мне радость... и это помогает, ваша светлость, это помогает. Как часто я молился в опасности, во время странствований по ущельям Велебита и его крутым откосам. Еще совсем недавно, во время одного переезда с бароном Рущуком. Мы ехали по делам, был яростный северный ветер: ваша светлость, помните. Наша лодка чуть не перевернулась, на нас надвигалась чудовищная волна. Я не смотрел на нее, я смотрел на небо. Волна отхлынула перед самой лодкой. Я обернулся к еврею, он был мертвенно бледен. Я сказал только: я молился.
     Она разглядывала его.
     - От вас, доктор, я узнаю все новые вещи... И все вещи, которых я не ждала от вас.
     Он скорбно улыбнулся:
     - Не правда ли? Революционер не должен иметь сердца, трибун не должен иметь частной жизни? Но я набожный сын бедных людей, я люблю свое дитя и читаю с ним вечернюю молитву. Душевная жизнь моего народа, ваша светлость, - вот чего никогда не поймут эти чужие, живущие среди нас.
     - Опять чужие. Скажите, Пьерлуиджи Асси, проведитор Венецианской республики, был чужим в этой стране?
     Он смутился, поняв свою ошибку.
     - Я не принадлежу ни к итальянцам, ни к морлакам. Ваш народ не интересует меня, любезный доктор.
     - Но... любовь целого народа! Ваша светлость, вы не знаете, что это значит. Посмотрите на меня, меня окружает изрядное количество романтики.
     - Это вы уже говорили... Воспламенить меня могла бы мысль ввести в этой стране свободу, справедливость, просвещение, благосостояние.
     Она делала долгие паузы между этими четырьмя словами. Казалось, эти понятия возникали в ней, по мере того, как она говорила, в первый раз в ее жизни. Она прибавила:
     - Вот моя идея. Ваш народ, как я уже сказала, мне безразличен.
     Павиц не находил слов.
     - Здесь господствует клика мелких людишек, - сказала герцогиня, - провинциальной аристократии, которая в Париже была бы смешна. При дворе собираются полудикари и педанты-мещане и щеголяют друг перед другом грубостью. Это мало отрадное зрелище, поэтому я хотела бы уничтожить его.
     Она говорила все решительнее. В ее уме вдруг оформился целый ряд идей, и одна влекла за собой другую.
     - Что делает король? Мне говорят, что он раздает милостыню. В кружке принцессы много толкуют о супах и шерстяных куртках, что я нахожу слишком дешевым средством. Вообще король - это нечто излишнее или будет излишним. Свободный народ (посмотрите на Францию) повинуется самому себе. Даже законы, - я не знаю, нужны ли они, но они достойны презрения.
     Павиц сказал, оцепенев:
     - Ваша светлость - анархистка.
     - Почти. Пожалуй, пусть будет кто-нибудь для ограждения свободы. Только для этого и нужен король.
     Он глубоко вздохнул от удовольствия, ему показалось, что он открыл ее человеческую слабость.
     - Или королева, - значительно добавил он.
     Она повторила, пожимая плечами:
     - Или королева.
     Затем она встала.
     - Приходите опять, доктор. Нам надо еще многое сказать друг другу.
     - Ваша светлость, вашего приказания достаточно, чтобы привести меня сюда в любой момент.
     - Нет, нет. Вы работаете, я сижу сложа руки. Приходите, когда у вас будет время.
     Его охватило радостное возбуждение. Сознание, что его оценили по достоинству, придало ему мужества для долгого благодарного поцелуя руки.
Быстрый переход