|
Они ловили друг друга. Он взбирался на шелковичное дерево или на сосну; его шаги оставляли всюду желтые следы. Потом он становился пастухом, его звали Дафнис. Она была Хлоя. Она плела венок из фиалок и венчала его им. Он был наг. Он играл на флейте, соревнуя с пиниями, шелестевшими на ветре. Флейта пела слаще соловья. Они вместе купались в ручье, бежавшем по лугу, между коврами нарциссов и маргариток. Они целовали цветы, как это делали пчелы, жужжавшие в теплой траве. Они смотрели, как прыгали ягнята на холме, и прыгали точно так же. Оба были опьянены весной, - Виоланта и ее светлый товарищ. Наконец, он прощался. Следы его ног лежали на дорожках, как летучее золото; оно сейчас же расплывалось. Она кричала: - До завтра! - За павильоном Пьерлуиджи звенел смех: - До завтра!.. И он исчезал. Она, усталая и притихшая, ложилась в дрок на склоне холма и смотрела на свое озеро. Стрекоза с широкой, покрытой волосками спинкой, вся голубоватая, недвижно стояла перед ней в воздухе. Желтые цветы клонили головки. Она оборачивалась, на камне сидела ящерица и смотрела на нее острыми глазками. Девочка опускала голову на руки, и они долго дружески смотрели друг на друга - последняя, хрупкая дочь сказочных королей-богатырей и слабая маленькая родственница допотопных чудовищ. II Однажды летом - ей шел шестнадцатый год - она, еще полусонная, подбежала к окну павильона Пьерлуиджи. Во сне она слышала отвратительный визг, как будто кричала большая, безобразная птица. Но ужасный шум не прекращался и наяву. В озере, в ее бедном озере, лежала огромная женщина. Ее груди плавали по воде, как чудовищные горы жира, она подымала в воздух ноги, похожие на колонны, тяжеловесными руками взбивала пену, и все это сопровождала криком из широко раскрытого, черного, обращенного кверху рта. У берега носился сломанный тростник; зеленые дворцы, в которых жили рыбки, были разрушены; их жители испуганно шныряли взад и вперед, стрекозы улетели. Женщина внесла опустошение и страх до самой помутневшей глубины. Виоланта со слезами в голосе крикнула: - Кто вам позволил пачкать мое озеро! Какая вы противная! На берегу кто-то рассмеялся. Она заметила отца. - Продолжай, продолжай, - сказал он, - она не понимает по-французски. - Какая вы противная! - По-итальянски и по-немецки мама тоже не понимает. - Это, наверное, какая-нибудь дикарка. - Будь умницей и поздоровайся с отцом. Молодая девушка повиновалась. - Маме захотелось выкупаться, - объяснил граф, - она необыкновенно чистоплотна, она голландка. Я теперь из Голландии, милочка, и если ты будешь слушаться своего отца, он возьмет тебя когда-нибудь туда. Она с негодованием воспротивилась: - В страну, где есть такие... такие... дамы? Никогда! - Раз-на-всегда? Он дружески взял ее за руку. Голландка вышла на берег; она кое-как оделась и подошла пыхтя, с волнующейся грудью и нежным выражением лица. - О, милое дитя! - воскликнула она. - Можно мне поцеловать ее? Виоланта догадалась, что она хотела сделать. От внезапного отвращения у нее захватило дыхание; она вырвалась и в чисто-детском страхе бросилась бежать. - Что с малюткой? - испуганно спросила иностранка. - Ей стыдно? Виоланте не было стыдно. Появление рядом с ее отцом голой женщины нисколько не оскорбляло ее достоинства. Но неуклюжая безобразная масса этого женского тела пробудила в ней девичью гордость, для преодоления которой были бы напрасны усилия целой жизни. |
