– Ну… я решила попробовать, как оно – странствовать по стране и помогать людям, – призналась Криста. – Остановилась в городке неподалёку от столицы. Там встретила девушку… её хотели насильно выдать замуж, и она попросила меня съездить в Тьядри, город рядом с горами. Передать письмо её возлюбленному. Я и поехала.

– А как же тебя к самим горам занесло?

– Там у возлюбленного этой девушки была маленькая сестра, она заболела, и для лекарства нужны были кое-какие травы…

– …которые растут только в горах дроу, – закончила я. – А поскольку никто не торопился на тот свет, кроме тебя, то съездить за ними оказалось некому.

Криста уныло кивнула.

Вот всегда говорила Сашке, что нужно быть осторожнее с побочными квестами…

– Милосердие, как и любовь – опасная штука. – Я вздохнула. – Весёлые ребята эти дроу.

– У тебя уже есть план побега? – в голосе Кристы послышалась надежда.

Я покачала головой.

– Маловато информации. Так что после еды продолжим изучение риджийского, – и решительно взяла вилку. – Но сначала мне нужно, чтобы ты достала из шкафа в гостиной одну книгу…

За минувшую ночь все четыре листа, исписанных накануне, неведомым образом очистились от чернил. Меня это насторожило, но и порадовало – не было нужды просить у колдуна новые. «Исторические записки» Криста взяла без проблем, так что дальше изучение риджийского двинулось несколько в другом направлении. Я читала, тыкая пальцем в незнакомые слова, а Криста выписывала их на пергамент с переводом.

И да, моё вольное истолкование изречений иллюранди таки оказалось верным.

После чтения я заставила сокамерницу говорить со мной на риджийском – не только на бытовые, но и на литературные темы. Как оказалось, Криста поразительно мало читала, употребляя в основном современные любовные романы, так что я решила пересказать ей «Джейн Эйр» и «Грозовой перевал». Просто пересказать, довольно подробно. При желании можно было вытащить обе книги с ментальной полочки и поведать слово в слово, но на это ушло бы слишком много времени.

Конечно, я предпочла бы одно из сочинений Камю или Гегеля. Только вот урок обратился бы мучением и для Кристы, и для меня: ей – из-за сложности восприятия, мне – из-за трудностей перевода. А вот эти романы, как я и думала, пришлись сокамернице по вкусу. Слушала она, затаив дыхание, а на сюжетные повороты реагировала с очаровательной непосредственностью.

Если в процессе пересказа я понимала, что не знаю перевода какого-то слова, оно тоже записывалось на пергамент. Работа предстояла титаническая – ведь я запоминала убогую письменную транскрипцию кириллицей, но она зачастую не способна была передать всех тонкостей произношения. Большинство согласных, как и гласных, требовалось сглаживать и смягчать, но некоторые – нет. Та же «р» выговаривалась вполне себе твёрдо. А со слуховой памятью у меня дела обстояли далеко не так хорошо, как со зрительной – и приходилось порой по нескольку раз повторять то или иное слово, прежде чем я выговаривала его правильно.

В конце концов Криста взмолилась о передышке, и мы всё же сыграли в шахматы. Сокамерница и правда играла отвратительно, в первой же партии попавшись в элементарную дебютную ловушку и проиграв на восьмом ходу. Другие две игры прошли не лучше, и, сдавшись, я позволила Кристе просто валяться на кровати, плача от тоски по своему принцу.

Периодически сокамерница прерывалась. Тогда меня удостаивали рассказами о лихом разоблачении заговорщиков и восторженными описаниями того, как прекрасен её Дэн.