Уж который раз она поверяла Диме свою несложную повесть. Но никогда еще мальчику не было жаль ее так, как сейчас. И гнев и глухая злоба против обидевшего ее Сергея закипали все сильнее и сильнее в его душе.

— Ну, вот что! Ты успокойся прежде всего… Перестань плакать, Маша… Что хорошего в слезах-то? Ими, ведь, горю не поможешь, только глаза зря испортишь. А портить жалко: они у тебя красивые какие! Да и вся ты славная такая. Точь-в-точь сказочная Сандрильона…

— Кто такой? Я что-то не пойму, — подняла она на Диму изумленный, все еще подернутый слезами, взор.

— А помнишь, сказку тебе про Золушку рассказывал?

— Это — которая башмачок свой потеряла у королевича на балу?

— Эта самая. И нашел её башмачок тот королевич. И пошел с ним по всему своему королевству примерять туфельку Сандрильоны всем первым красавицам. И только одной девушке пришелся впору хрустальный башмачок. И стала Золушка Сандрильона женою королевича, а потом королевой, потому что принц её вступил на престол и стал королем. Вот и ты похожа на такую Золушку-Сандрильону. Сама в рубищах, босая, бедная, а лицо как у принцессы.

Вадим говорил правду. По странной игре судьбы, маленькая нищенка была лицом похожа на девочку из самой родовитой, самой знатной семьи.

Маша вся просияла от похвалы своего друга, которым восхищалась и гордилась как каким-то сверхчеловеческим существом.

Мало-помалу её слезы высохли, и черные глаза снова засверкали как звезды.

— Ты не беспокойся, Сережка будет наказан. И новую блузку я тебе добуду, только не горюй. Сказочная Сандрильона никогда не плакала и стойко переносила все невзгоды, все нападки злой мачехи и её сварливых, злых дочерей, — говорил Вадим.

— И за это-то она полюбилась принцу?

— За приветливость и доброту.

— И за красоту? Она была красива?

— Она была не лучше тебя, Маша, — серьезно ответил мальчик.

Девочка просияла снова. На алых губках заиграла улыбка. Слабо зарумянились бледные, худенькие щеки. Ей живо-живо представилось сейчас, что она именно и есть маленькая Сандрильона. Что злая мачеха-судьба гонит и бьет ее, заставляя нищенствовать на пристанях и дорогах…

Она так задумалась, что уже не слышала слов Димы, и он принужден был повторить их, дотронувшись до её плеча.

— Ну, прощай, до завтра, Маша. Завтра я расправлюсь с Сережкой, а тебе принесу что-нибудь не хуже отнятой у тебя кофточки. А теперь ступай, ступай домой, маленькая Сандрильона!

Она улыбнулась, блеснув глазами и кивнув черной головкой, исчезла за деревьями.

А Дима, лишь только она скрылась в чаще, нагнулся, подобрал в носовой платок свои ландыши и, подняв с земли бездыханное тело змеи, пере кинул его себе, как боа, через шею.

«Трофей победы!» — мелькнуло в голове мальчика, и он, насвистывая свою любимую песню, служившую паролем ему и его приятелям-оборванцам, твердой мелкой походкой направился к дому.

«Как ныне сбирается вещий Олег»… — раздалось над синим озером, и стоголосое эхо повторило в чаще стройных, как колонны, деревьев:

— Лег… Лег… Лег…

ГЛАВА V

Бессердечный

— Сегодня в одиннадцать назначен консилиум, — произнес Петр Николаевич, — и мы узнаем, каких перемен можно ожидать в здоровье Нии. Я думаю, мальчики, вы не уйдете из дому, пока доктора не произнесут своего приговора над вашей бедной сестренкой

— Конечно, папа, — ответили отчиму Никс и Левушка.

— А где же Дима?

— Я его не видел с утра.