— Ее муж не будет Великим Моголом. А Салим будет, — колко сказала королева-мать.
— Бабушка, а почему не женятся брат и сестра? — спросила Ясаман, прислушиваясь к их разговору. — Я не могу вообразить себе лучшего мужа, чем брат Салим.
— Не следует смешивать кровь столь близких людей, — ответила пожилая женщина. — Любая вера считает омерзительным, когда брат и сестра знают друг друга как мужчина и женщина. Спроси своего священника. Это одна из немногих вещей, в которых мы с ними сходимся.
— А вот культура Древнего Египта, — вступил в разговор Салим, — требовала, чтобы правитель женился на сестре, чтобы их царскую кровь не запятнали чужаки. Только их дети могли наследовать египетский трон.
Ясаман невинно рассмеялась:
— Тогда, братик, когда вырасту, я выйду замуж за тебя, и наши дети тысячу поколений будут управлять Индией. — Она обвила его шею руками и поцеловала в губы. Потом лукаво посмотрела на других.
— Когда ты вырастешь, Ясаман, — прервала ее Ругайя Бегум, — ты выйдешь замуж за самого красивого юного принца. Он приедет за тобой на прекрасном слоне. Животное украсят шелками и драгоценностями, а на спине укрепят золотой паланкин. У твоего принца будут темные глаза и нежный голос, чтобы петь тебе любовные песни. Он увезет тебя в свое королевство, где ты родишь ему много сыновей и вечно будешь счастлива. Смотри! Все это здесь, в чашке. — Ругайя Бегум повернула к ней белую с голубым фарфоровую чашку так, чтобы девочка видела черные чайные листья.
— Но я хочу выйти замуж за Салима. — Ясаман надула губы, глаза сделались непокорными.
— Нельзя, — отрезала бабушка. — Что скажут его дражайшие жены — Ман Баи, мать твоего племянника Хусрау и племянницы Султан ун-Низа Бегум, и Hyp Яхан — его новая страсть, на которой он женился меньше года назад? Ты ранишь их чувства, если украдешь у них Салима.
— Они уже старые. — Ясаман скривила лицо. — Ман Баи больше двадцати лет по крайней мере на три года. А когда я буду готова выйти замуж, постареет еще. И Hyp Яхан тоже.
Салим рассмеялся.
— Какая ты злюка, сестренка, — сказал он снисходительно и, оторвав от одежды яркий драгоценный камень, дал ей. Она смотрела на брата с обожанием.
— Ясаман, я привезла тебе подарок, — перебила Салима Мариам Макани, стараясь сменить тему.
Естественная детская жадность заставила девочку выскользнуть из рук старшего брата и повернуться к королеве.
— Что ты мне привезла, бабушка? Что-нибудь, что можно надеть? Или с чем можно поиграть?
— Ты истинный Могол, дорогая, — рассмеялась пожилая женщина над нетерпением внучки. — Твои руки всегда готовы схватить все, что ты пожелаешь или думаешь, что желаешь. — Она кивнула своему слуге, который стоял за кушеткой. Евнух поспешил прочь, но через мгновение вернулся с прелестнейшей птицей на ладони. К золотому кольцу на левой ноге ее была прикреплена толстая золотая цепочка, которую сжимал евнух.
Птица была большой, с великолепным оперением: с ярко-золотистой грудкой и небесно-бирюзовыми крыльями и хвостом. У большого крючковатого клюва темнело синее пятно. На голове — хохолок из зеленых перьев.
В незнакомой обстановке птица нервничала, хлопала крыльями, показывая золотисто-желтые подкрылья.
— Попугай! — От восхищения Ясаман широко раскрыла глаза. У нее были пони и слон, она любила животных.
— Его зовут Хариман, — начала Мариам Макани.
— Как попугая раджи в сказании о принцессе Лабам, — возбужденно перебила ее девочка.
— Быть может, это одна и та же птица, — загадочно ответила старая королева и взглянула на попугая. |