Невнятное ругательство, какая-то возня, и чуть хриплый голос Тима, от которого совершенно неожиданно у меня по спине прокрались непонятные мурашки:

— Ч-ч-черт, Грановская… — снова пауза, а вот от следующих слов я отскочила от двери, как ошпаренная, прижимая к вспыхнувшим щекам враз похолодевшие ладони. — Что, хочешь проверить, хорошо ли Соньке будет, да? Ладно…

Я пулей метнулась обратно в нашу с Ольгой комнату, сердце бешено скакало в груди, а смесь волнения, злости, растерянности и беспокойства — вдруг заметил, что я под дверью торчала, с него станется применить тот же трюк с аурами, особо не отвлекаясь от Ольки, — мешала нормально дышать и требовала срочного успокоения. Где там мои сигареты? Глотнув воды, я поспешно вышла, наплевав на запреты и остановившись у окна напротив двери в нашу комнату. Кто сейчас за соблюдением правил следить будет, вся общага пьяная в дупель, включая охранников и коменданта.

Едва я сделала первую затяжку, как накатило странное ощущение: стало неожиданно жарко и как-то неуютно, что ли; офигевшее сердце чуть сжалось, а потом снова заколотилось, и дыхание с чего-то вдруг сбилось на мгновение. Я сглотнула, испугавшись: что происходит?! Низ живота заныл, но критические дни вроде закончились неделю назад, и потом, заныл как-то приятно, отчего волнение усилилось, и я выдохнула, прислонившись лбом к прохладному стеклу. Вспомнились поцелуи Вердена, и общая температура тела скакнула еще на несколько градусов, по спине прокатилась дрожь, заставив тихо охнуть от удивления. Смятение усилилось, я просто не знала, что делать и как это прекратить. Дрожащими руками прикурила еще одну сигарету, чувствуя, как участилось дыхание, между ног все напряглось в странной болезненно-сладкой судороге, и тут до меня дошло.

— Верден, м-мать!.. — с чувством прошипела я, и спасительное возмущение пополам с яростью помогло поумерить взбесившиеся эмоции.

Он знал, что я стояла за дверью. И теперь отплатил за вечерний ускоренный курс по выведению лишней жидкости из организма, устроив мне… что? Как называлось то, что я испытывала? Это вот и есть, что ли, желание? Спросить было не у кого и пришлось пока взять за аксиому. Ощущения потихоньку потеряли остроту, и я с трудом выдохнула, докурив и яростно затушив бычок. Вот скотина, тоже мне, Юлий Цезарь, у него там баба в постели, а он ухитряется еще тратить время, чтобы преподать мне маленький урок! Да чтоб у тебя больше одного раза не получилось, учитель хренов! Но портить удовольствие Ольге не стала, хотя велико было желание учудить что-нибудь в отместку. Ладно, утром разберемся. Еще немного постояв у окна и дождавшись, пока организм придет в норму, я вернулась в комнату и быстро уснула. Никакие посторонние звуки меня не тревожили — или Грановская таки тихая, или тут стены толстые.

Утро наступило для меня часиков в двенадцать, и, слава богу, без похмелья. Проснувшись, четко поняла следующее: хочу есть, курить и знаю, что должна делать дальше. У меня осталось незавершенное дело там, в прошлом, и пора ставить последнюю точку. Моя жизнь изменилась резко и навсегда, надо идти вперед, а не грустить о том, чего не вернуть. Странно, в душе поселилось умиротворение, как только приняла решение. О ночном происшествии старалась не думать. Покосившись на дрыхнувшую без задних ног Ольгу, я отправилась умываться, тихо надеясь, что не столкнусь с Верденом. Обошлось, альбинос не появился. Постояв в раздумье перед шкафом, я выпендриваться не стала: джинсы, рубашка, свитер, как обычно. На дело иду, а не в бирюльки играть. Приведя в порядок волосы, перекусила остатками вчерашнего пиршества — мы перед тем, как выносить все на общий стол, часть в холодильнике как раз на утро оставили, — оделась и вышла в коридор. Интересно, в институте кто-нибудь есть сейчас? Мне бы с Николаичем переговорить, имею к нему пару просьб.