– Как он выглядел и откуда пришел? – Лакшми решила, что рассказанное Хондемиром правдой быть не может.

– Те, кто уцелел, говорят, что он огромного роста, с черными волосами до плеч, а глаза – серые, по крайней мере так им показалось при свете факелов. Он был измазан черной краской, чтобы не опознали в темноте. Я думаю, он из согарийского лагеря. Хотя их командир утверждает, что у них такого нет. Ну врет, конечно. Откуда ему еще взяться? Не из голой же степи! А ты откуда его знаешь?

– Это мой враг, – медленно проговорил женщина. – Выскочка, который втерся в доверие к кагану. Он совал нос, куда не надо, и я подстроила ему ловушку, чтобы спасти себя и укрепить мои отношения с шаманами. Его привязали голым к столбу и уже занесли над ним нож для жертвоприношений… Но дружки освободили наглеца, и они все вместе ушли от погони. – Лакшми поежилась, хотя ночь была теплая. – Это он. Все приметы совпадают. Рост, глаза, волосы… Я припомнила, что он мазался черной краской, когда ходил на разведку по приказу кагана. Кроме того, он несравненный боец на мечах. Ничего странного, что твои бродяги не справились с ним.

Хондемир пожал плечами:

– Ну и что. Он мог примкнуть к согарийскому отряду. Предложить службу капитану Джеку, в том числе в качестве шпиона. Не бойся, сейчас он не опасен. Если после битвы он уцелеет, я отдам его тебе на забаву. Не стоит огорчаться по таким пустякам!

– Хорошо, если так, – вздохнула Лакшми. – Может, это просто совпадение. – Чувство тревоги, однако, не отпускало ее. – Идем в шатер! Мне надо успеть в гирканийский лагерь до рассвета.

– Зачем? – спросил Хондемир. – Оставайся со мной. Ты сделала все, что необходимо, и теперь я наверняка смогу получить власть над разумом и душой Бартатуи.

– Нет, я должна вернуться. Кто знает, вдруг что-то изменится в их планах? – На самом деле Лакшми не до конца верила в успех туранского мага.

Он опять пожал плечами:

– Твое дело. Может, это и лучше, если ты отсидишься во время боя в безопасном месте и присоединишься к нам потом. – Он посмотрел на полную луну, висевшую в небе подобно огромному черепу. – Ну а завтра после заката все будет кончено.

ГЛАВА 16

– Самое главное, – наставлял Конан, – не открывай рта, какие бы мучения ни раздирали тебя. Что бы ни болтали гирканийцы, что бы ни грозило твоему городу или твоей стране – делай, что я сказал, или умрешь.

– Я запомню, – ответствовал Мансур. В его душе царили одновременно страх и радостное возбуждение. Они – в самом сердце вражеского лагеря! Дело опасное – но героическое! Какие стихи можно будет написать, когда все кончится…

– Хорошо, – кивнул Конан, похлопав юношу по плечу. – Подумай, какую потерю понесет поэзия, если с тобою что-то случится!

Пробираясь в лагерь мимо гирканийских постов, они заметили две человеческие фигуры; одна из них была закутана в черный плащ. Мансур не обратил на нее внимания, но Конан хмуро усмехнулся, когда существо в черном плаще исчезло из виду.

Среди кочевников, одетых и вооруженных весьма пестро – всякий клан и род на свой обычай и манер, – Конан и Мансур не привлекали к себе особого внимания. Они избегали освещенных мест, а при лунном свете лиц было не разглядеть. Конан искал самый большой костер и вскоре нашел его. Подобравшись поближе, киммериец узнал в сидевших у костра самого Бартатую и его военачальников.