– Приветствую тебя, каган, – произнес Конан, вступая в освещенный круг.

Человек, сидевший у ног Конана, обернулся и фыркнул:

– Это Учи-Каган, ты, невежа… – Тут сидевший разглядел лицо Конана, и у него отвисла челюсть. – Во имя Предвечного… – Он вскочил на ноги, сжимая рукоять меча.

Десятки жадных рук разом вцепились в гиганта-варвара. Киммериец не сопротивлялся: это значило бы верную смерть.

– Стойте! Не убивайте его! – рявкнул Учи-Каган. Конана держали все той же мертвой хваткой. Бартатуя подошел к варвару вплотную. – Не думал я снова увидеть тебя, киммериец. – Он повернулся к Мансуру: – А это кто? Одет по-согарийски.

– Он немой, Ба… Учи-Каган. Прибился ко мне в степи. Скорей всего караванный погонщик. Последний раз останавливался в Согарии, отсюда и платье.

Степняки удивленно таращились на Конана и его спутника. Они рады были бы перерезать им глотки, но сам правитель, казалось, имел другое мнение по поводу непрошеных гостей.

– Что ж, Конан, – процедил Бартатуя. – Поговорим наедине. Отпустите его.

Тут же загремел хор протестующих голосов.

– Нет, господин мой! – выскочил вперед каган герулов. – Это ловушка. Чужеземец хочет убить тебя.

Бартатуя коротко рассмеялся:

– Он прошел незамеченным в трех шагах от места, где я сидел. Неужели он не мог вогнать в меня нож прежде, чем кто-нибудь из вас дернулся?

– Если хотите, возьмите мое оружие, – подал голос Конан. – Я не причиню кагану вреда.

– Не дурачь нас, шакал, – огрызнулся вождь будини. – Каган – мужчина крепкий, но твою силу мы все знаем. Тебе ничего не стоит свернуть шею любому.

– Ну так свяжите мне руки, – невозмутимо отозвался киммериец.

~ Нет, – отмахнулся Бартатуя. – Думаю, он хочет сказать что-то важное. – Каган повернулся к своим людям: – Возьмите у него оружие и следуйте за нами на небольшом расстоянии. – Он обратился к Конану: – Я любознателен, но не глуп. Идем со мной. Твоему товарищу дадут еды и вина.

Они отошли от костра на несколько шагов; отсюда были хорошо видны огни на Курганах. За повелителем последовало несколько степняков – ладони их по-прежнему покоились на рукоятях мечей.

– Признаю, – начал разговор Бартатуя, – я поторопился приговорить тебя к смерти. Особенно, – тут он улыбнулся, – когда узнал, сколько поганых шаманов ты отправил на тот свет. – Он вновь принял серьезный вид, – Но что за глупость ты натворил! Зачем ты напал на мою женщину? Я и сейчас мог бы тебя прикончить за это!

– Вот как раз о твоей женщине я и хотел бы сейчас поговорить.

– Вот как? – голос кагана был устрашающе тихим и мягким.

– Она тебе изменила.

Учи-Каган повернулся к Конану. Сейчас он походил на взбесившегося быка.

– Изменила? С тобой?

– Не так изменила, как ты думаешь, – спокойно продолжил Конан. – С Хондемиром.

– Говори быстро, киммериец, – приказал Бартатуя. – Твоя жизнь сейчас подвешена на тоненьком волоске!

– Моя жизнь уже не раз висела на волоске, – усмехнулся варвар. – Со мной случалось такое, что лучше забыть об этом и никогда не вспоминать.

Киммериец немного помолчал, а потом коротко рассказал Учи-Кагану о событиях той злополучной ночи. Рассказал, как Лакшми его оклеветала, как участвовала в сладострастных шаманских плясках.

На лице Бартатуи проступила гримаса неподдельной муки, но Конан даже бровью не повел, будто собирался свалить кагана правдой наповал.

Киммериец рассказал о своем бегстве и о песчаной буре, о том, как нашел Мансура.