— Да? — сказала Эмма, точно ожидая продолжения.
Значит, смысла не получилось? Он начал ещё раз:
— Я пришел сказать…
— Но разве Линдзи вам не говорила?
— О чем? — захлебнулся Рэндл.
— О нашем уговоре.
— Каком ещё уговоре?
— Относительно вас.
— Черт! — Рэндл встал и ухватился за спинку своего стула. Сбитый с толку, испуганный, он смутно сознавал, что у него отнимают центральную роль в этой сцене. — Никакого уговора не может быть. Теперь не вы с Линдзи решаете, как будет, а мы, Линдзи и я. Уж в этом-то я уверен.
Эмма спокойно на него посмотрела.
— Сейчас вы, по-моему, ни в чем особенно не уверены. Но вы не волнуйтесь, Рэндл, все будет хорошо.
— Это вы мне советуете не волноваться? — Голос его зазвучал громче.
— Понимаете, когда я увидела, как обстоит дело в Грэйхеллоке…
— При чем это здесь? Если вы, черт возьми, ездили туда обследовать мои семейные обстоятельства…
— Ну что вы, лучше выразить это как-нибудь по-другому, — сказала Эмма просто. — Да сядьте вы, милый, не нервируйте меня. Смотрите, вы и к стакану не притронулись.
Рэндл стоял перед ней раскрыв рот. Он думал: эта женщина говорила с Энн, говорила с Энн обо мне. Она ползала по всему Грэйхеллоку, оставляя следы, как улитка. Она даже до Энн добралась, даже Грэйхеллок у меня украла. Он сказал, почти крикнул:
— Да вы понимаете, что говорите? Или вы с ума сошли?
— Это неважно, Рэндл, и очень вас прошу, не кричите. Это неважно. Не следует брать на себя роль провидения в чужой судьбе. Все равно из этого ничего не выходит. — Она говорила разочарованно, но как-то безразлично.
— Эмма, — сказал Рэндл и, приподняв стул, трахнул его передними ножками об пол, — не притворяйтесь, что это ваших рук дело. Это сделал я.
— Да-да, — сказала Эмма успокаивающе. — Во всяком случае, не будем из-за этого ссориться. Сядьте, сын мой, ведите себя приличнее и не портите мне вечер.
Рэндла обуяло бешенство. Есть что-то, в чем её необходимо убедить, в чем необходимо убедить себя. Есть что-то, чего нельзя дать ей украсть. Он сказал:
— Лишитесь вы теперь своей забавницы. Это вам не понравится!
Эмма только произнесла чуть слышно:
— Рэндл, Рэндл, сдается мне, что вы пьяны. Что скажет Линдзи, когда узнает?
Рэндл поднял стакан с явным намерением швырнуть его об пол. Слово «уговор» мигало перед ним, как неоновая вывеска. Он шваркнул стакан на стол и выбежал из комнаты, выбежал из квартиры на улицу и бежал до самого угла.
Запыхавшись, он пошел шагом, говорил сам с собой и ругался. Он ещё не совсем понимал, что случилось, но знал, что потерпел поражение. Эмма сумела создать видимость, будто и это решили, и это устроили она и Линдзи. Даже тут его оттерли, даже этот его поступок украли. Он, разумеется, понимает, что это только видимость, дешевый трюк. На самом-то деле все не так. А может быть, так? До чего хитро, до чего искусно Эмма посеяла в его душе сомнение! Он никогда не поймет, никогда не узнает правду, никогда не будет спокоен.
Странное душевное равновесие, которое он ощущал утром, было разрушено. Дикие сомнения и страхи нахлынули на него, закружили. Надо сейчас же позвонить Линдзи, надо повидаться с ней любым способом, сегодня же. Нельзя допустить, чтобы она вернулась в квартиру Эммы. Или она, в конце концов, вообще ему не достанется? Вся кровь в нем леденела от ужаса, а в голове вихрем крутились планы — скорей, скорей, сломя голову лететь в Лестер.
И среди всего этого, шагая теперь уже медленнее, он в силу какой-то адской механики испытывал ещё и совсем иную, новую боль. |