Лин-Лин отвела глаза.

— Сватались. Но… кому нужен испорченный товар! Да и я зареклась иметь дело с мужчинами.

В голову Мэй закралась догадка.

— Несчастная любовь?

— Нет. Все было гораздо страшнее. Это случилось, когда наша семья перебиралась из деревни в город. Родители и куча детей, я — самая старшая. У нас не было даже осла: отец сам впрягся в повозку с двумя колесами. За спиной у матери было привязано два младенца, и я тоже несла на руках одну из младших сестер. Всадники появились словно ниоткуда — бешеная орда мчалась со всех сторон с громкими криками: казалось, кто скорее дорвется до нас, тому больше достанется. Но мы-то знали, что у нас ничего нет, и им будет нечем поживиться! Вернее, так думала я. Сестренка от страха припала лицом к моему плечу, и я крепко прижала ее к себе. Я удивилась, когда один из всадников стал отрывать ее от меня: зачем ему маленький ребенок? А после я поняла, что ему была нужна не малышка, а я. Я вырвалась из его рук и побежала к лесу, но он догнал меня и бросил на землю. До сих пор помню, как он стоял надо мной, — у него был темный, жадный, безжалостный взгляд чужого, страшного человека. О том, что было потом, говорить не буду. Очнувшись, я услышала дикий вой, вой моего отца, и пронзительный детский плач. Отца они избили, мать изнасиловали, как и меня. Она умерла, а я выжила. Мы кое-как добрались до Кантона. Мне пришлось заменить мать своим братьям и сестрам. Когда отец снова женился, я пошла в услужение. Пока не научилась хорошо готовить, а еще показывать хозяевам зубы, навидалась всякого. Замуж не пошла: муж бы стал задавать вопросы, а мне не хотелось вновь вспоминать то, что было. К тому же опять пришлось бы возиться с кучей детей, да еще выполнять прихоти чужого мужчины — от одной мысли об этом меня бросало в дрожь.

От жалости к Лин-Лин Мэй не выдержала и заплакала, но та сказала:

— Не надо слез. Все давно прошло. Каждое горе приносит ровно столько страданий, сколько положено.

— Кто были те воины?

Лин-Лин недобро усмехнулась.

— Наши хозяева-маньчжуры, кто же еще! Конечно, не все они звери. Иные весьма обходительны. У них слабость к китайским девушкам. Думают, подарят красавице шпилек и лент на пару лянов и получат все, что им нужно.

— Почему маньчжурам нельзя жениться на китаянках?

— Берегут чистоту крови, хотя сами только и знают, что делать детей нашим женщинам! Одно дело забавляться, другое — признать ребенка от китаянки своим наследником. На это они никогда не идут.

Им не удалось продолжить разговор: в кухню вошла Ши. В последнее время продукты вздорожали, и она ко всему придиралась: совала нос в котлы, спорила с Лин-Лин, которая, разозлившись, тайком грозилась попотчевать хозяйку крысятиной.

В последние дни в городе было неспокойно, и ни кухарка, ни Мэй не осмеливались выйти на улицу. К счастью, в доме имелся запас риса и другой еды.

Мэй ждала, что Ши спросит, почему она не пошла в мастерскую, но тетка сказала другое:

— Хорошо, что ты дома. Поднимись ко мне. У меня есть отличная новость.

Девушка встала и, быстро переглянувшись с Лин-Лин, пошла за Ши.

Наверху, к изумлению Мэй, тетка протянула ей новое сине-зеленое платье с набивным узором из белых квадратов и кругов.

— Надень!

Когда племянница выполнила приказ, Ши обошла кругом, потом приподняла густые, блестящие, черные как ночь волосы Мэй, заколола шпильками и, отступив на пару шагов, с удовлетворением промолвила:

— Превосходно! Ты должна ему понравиться.

— Кому?

— Человеку, который намерен к тебе посвататься.

Мэй вздрогнула. Она ожидала чего угодно, только не этого.

— Кто он?

— Его зовут Лю Фэнь, он ростовщик.