За стеною стало тихо. Даже ребенок перестал орать, словно понял: взрослых дядек нельзя злить бесконечно. Они не только грозить, но и наказать сумеют.

В этот вечер Гоша долго сидел у печки рядом с Игорем.

— Послушай, сосед, может, давай разберем перегородку в коридоре? Не нужно будет на улицу выходить. Сразу из двери в дверь в любое время, что нам друг от друга прятать? Живем на виду и на слуху. Как ты? — спросил Бондарев.

— А что? Давай! Так удобнее будет! — согласился Гоша.

— Сколько сейчас времени?

— Да только семь часов. Пошли сейчас. Чего ждем и теряем время? Завтра, кто знает, как день сложится?

Пока двое соседей разбирали перегородку, разделявшую их, третий сосед, перекрывая крики и визг ребенка, проклинал и материл обоих мужиков за шум, поднятый ими. Дочка, привыкшая к идеальной тишине, заходилась в истерике и орала, надрывая родителей. Но были бессильны. Они понимали, что, задев Гошу, взяли на себя его гнев и получили отпор. Но больше всего боялись, что поселенец сдержит обещание, с приемником. Как жить тогда? Куда деваться?

Ребята, ну, можно потише? — взмолилась Марина, когда в коридоре загремел топор, завизжала мина, а вот и молоток грохнул.

Мужчины не слышали голос соседки и торопились снести перегородку быстрее.

Вот уже половину ее снесли. Ярко полыхают и почках сухие доски. Пусть недолгое это тепло, но в не погоду каждая капля дорога.

— Глянь, и тот хмырь горячится. Наблюдал за ними в щель, а теперь свою стенку сносит. Вишь, юмором крутит, уже одну доску выломал! — указал Гошка на второго соседа и спросил, не выдержав, — ты чего тужишься? Мы тебя в свою кодлу не звали и не возьмем.

— Ты помоги мне! Разогни гвозди со своей стороны, чтоб можно было вытащить. Забил же какой-то хрен насмерть. Дом разваливается, зато гвозди как новые, будто из танковой брони, — поддел тот топором доску, нажал изо всей силы, ручка топора хрустнула, сломалась.

Бондарев, оглянувшись на соседа, от души рассмеялся. Тот стоял злой, взъерошенный как мальчишка.

— Ну, что Андрей? Нет второго топора?

— Откуда возьму?

— А чем с Гошкой будешь разбираться?

— Да ладно, Игорь! Давай заодно и нашу перегородку снесем.

— Зачем?

— В одном доме живем. К чему на конуры делиться?

В это время в коридоре появилась Маринка. Увидев вырванную из перегородки доску, схватила мужа за руку:

— Ты что надумал? Вернись в дом! Дочка заходится, помоги успокоить ее. У меня уже сил нет.

— Да иди ты! Баба — ты, в конце концов, вот и разберись с нею. Здесь и без тебя обойдется.

— Андрей, пошли в дом! — потянула за локоть настырно.

— Отвали! Не доставай! — вырвал руку и, открыв дверь в квартиру, впихнул туда жену.

Через час в коридоре не осталось ни одной перегородки. Мужики не просто сломали, но убрали с глаз, даже полы подмели, весь мусор из углов вытащили и вынесли за дом. В коридоре стало светло и просторно.

— Вот угомонится буран, залью все бочки водой доверху, а пока берите из наших, сколько нужно, — предложил поселенец.

— Не обижайся, Гош! Не с куража я бухтел. Дочка родилась слабая, сразу с пороком сердца. Может, израстется, если повезет. Ей покой нужен, на шум тут же просыпается и скандалит. Дома с бабой шепотом говорим, и то слышит. Не жизнь, сплошная молчанка. Ни телевизор, ни приемник не включаем. Лишь когда в коридор выхожу курить, с собой беру карманный, слушаю через наушники. В детсаде с нашей измучились. А что делать? Маринка не может с дочкой дома сидеть, работать надо, иначе жить будет не на что.

— А кем ты работаешь в собесе? — спросил Андрея Бондарев.