Она всегда выходила смотреть на дорогу, когда дочь задерживалась до полуночи.
Кэри быстро проговорила:
— Слушай, я очень извиняюсь. Через десять минут буду готова. — И поцеловала его в твердую щеку, обняв левой рукой. Было такое впечатление, что она целует стенку.
Кэри пробежала через открытую дверь в квадратный холл и стала подниматься по лестнице. Наверху, оперевшись о перила, свешивали вниз головы Ингрид и Грета. Они смотрели на Кэри укоризненно и очень походили в ту минуту на сестру Эда, эту мрачную, с темными рыжеватыми волосами мышь в очках. В один голос девочки сказали:
— Ты опоздала. Папа с ума сходит.
Временами Кэри начинала понимать, почему от Эда ушла его первая жена. Но она не любила вслух распространяться на эту тему, так как самой тоже было что вспомнить: и она была до Эда замужем. Институтская любовь. Спустя полгода после свадьбы он заделался хиппи и бросил ее рада того, чтобы отправиться в Индию изучать йогу. Это было унизительно для нее, но дало облегчение. Она-то думала, что на зависть всем выходит замуж за футбольного защитника, а оказалось, что за полупомешанного, который ходил вокруг нее в шафранных робах и, начиная с пяти часов утра, распевал какие-то непонятные протяжные мелодии. Все общежитие от них на голове стояло.
Кэри с улыбкой поднялась вверх по лестнице.
— Привет, девочки. Как наш домик?
В прошлые выходные показала дочерям, как построить игрушечный дом и вручила им набор миниатюрных строительных материалов.
— Скуууу-чно!
— С ним такая возняяяяя!
— Вместо него мы устроили у куклы чаепитие. Вы снова, как я погляжу, использовали мамину косметичку.
Она видела плохо накрашенную — а если точнее, то всю замаранную пудрой и помадой — куклу.
— Нет, нет, это наши краски… Почти… Мы играли в дочки-матери!
Она купила им, кажется, все игрушки, развивающие интеллект и вкус к труду — от набора рабочих инструментов до кубика Рубика, — но им все это было не по душе. Временами, глядя на них, и самой Кэри приходило в голову, что, может быть, она все в своей жизни делала зря, не тому училась в колледже и не в той области работала. А ведь ее героиней была Глория Стейнем.
Порой Кэри думала, что лучше было бы иметь мальчика, но тут же отгоняла от себя эту мысль. Не хотела рисковать: из сына вполне мог получиться еще один двойник сестры Эда. К тому же она далеко не была уверена в том, что сможет управиться с тремя детьми, вытягивая еще и работу, без которой себя не мыслила. Когда родилась вторая девочка, Кэри была очень удивлена тем, что мучиться ей пришлось так же много, как и с первой. Казалось бы, со вторым ребенком все должно быть проще. У нее была сильная послеродовая депрессия, из которой она вышла, лишь когда Грете исполнилось пять, и Кэри смогла вернуться к своей работе. (Она сама для себя решила выйти на работу в тот день, когда впервые после родов съест все, что будет положено в тарелку.) Кэри доставляло удовольствие работать с взрослыми людьми, которые знали слова, состоящие больше чем из двух слогов. Нет, она любила своих дочерей, просто… Может быть, они и не играли бы в дочки-матери, не пугались бы одного вида отвертки, если бы Кэри смогла уделить им больше времени.
Кэри, пока она была в душе, вдруг стали захлестывать приступы вины. Ей было неприятно это. В эти дни она всегда чувствовала себя в чем-то виноватой. Виновата — когда осталась дома, виновата — когда ушла из дома.
Эд появился в дверях спальни. На лице его все еще не померкло недружелюбное выражение.
— Ну, сколько еще можно собираться?
— Почти готова. Застегни мне, пожалуйста, молнию и тут же выйдем.
Он и не заметил сначала, что по такому случаю, как вечер у Артура, она приобрела новое платье от «Билл Бласс». |