Жан подошел к молодой женщине и в свете фары мотоцикла принялся вглядываться в ее лицо.

— Как твое имя?

— Вас Гарик подослал? — вопросом на вопрос ответила она.

— Гарик! — согласился с ней Жан, — Но как тебя зовут?

— Подонки! — она с ненавистью плюнула ему в лицо. Жан вытер лицо ее «газовым» шарфом и подтолкнул к мотоциклу.

— Садись сзади!

Она молча взобралась в выгнутое сиденье, и он, врубив газ, вырулил с пляжа на трассу. Проехав по ней немного, свернул на тропу, узкой змеей уходящую вверх. Фара мотоцикла освещала лишь каменистую тропку да кусты по бокам, ветки которых цеплялись за одежду, будто не пуская их туда, вверх, но, по-видимому, Жану хорошо было известно, куда рулить, мотоцикл вскоре вырвался из цепких колючих лап на небольшую поляну, в конце которой высилось вертикальное сооружение.

— Это маяк! — объяснил Жан, хотя его никто не спрашивал. — Пока неработающий. Слазь!

Женщина слезла с сиденья, не проронив ни слова.

— Раздевайся!

Тут она повернулась и бросилась к ближайшим кустам. Жан в два прыжка догнал ее, подставил ногу, а когда она упала, помог подняться и влепил ей оглушительную пощечину.

— Я сказал — раздевайся!

— Выключи свет! — попросила она, всхлипывая, и указала на фару.

— Обойдешься! Я хочу видеть товар лицом! — сам он был уже в одних плавках. Последние детали нижней одежды Жан срывал с нее сам, возбуждаясь все больше и больше. После этого повалил на кучу смешанной одежды — своей и ее. Женщина закричала от боли, когда он грубо, без подготовки, с маху вошел в нее. Она продолжала кричать, царапаться и биться под ним еще долго, пока он насиловал ее — зверски, во все, что хотел. Затем только хрипло стонала, безвольно дергаясь в его ритме, а потом и вовсе затихла, только глаз не закрывала ни на долю секунды, словно хотела навсегда запомнить своего насильника, и ее расширенные то ли от боли, то ли от ненависти зрачки в упор расстреливали его глаза. Наконец он зарычал, завыл, задергался… потом отвалился от нее и некоторое время лежал молча. Затем встал и начал натягивать штаны.

— Одевайся! — она выполнила приказ, как заведенная кукла, — Этот маяк расположен на высоте шестьдесят метров над уровнем моря, — продолжал объяснять Жан как ни в чем не бывало, попутно одеваясь, — Расположен он над крутым обрывом — если грохнешься, точно косточек не соберешь! Ты почему молчишь? — он подошел к ней и заглянул в глаза — они светились все той же непокоренной ненавистью.

— Ты знаешь, куда я тебя сейчас повезу? — спросил он ее, — Туда, в кодляк обкуренного мужичья, охочего сейчас до всяких извращений. И то, что проделал с тобой я, покажется тебе верхом наслаждения по сравнению с «ласками» этих жеребцов. Впрочем, у тебя еще есть выбор…

Жан отвернулся от веющего с моря ветерка и прикурил сигарету, а услышав за спиной легкий женский вскрик, оглянулся. Женщины на поляне не было, и только легкий «газовый» шарфик реял, словно флажок, зацепившись за колючий куст… Значит, она поняла его намек…

Жан завел мотоцикл, в последний раз осветил поляну и маяк. Что-то он все же забыл здесь! Но что…

— Вот черт, имя свое она мне так и не назвала! — и с маяка поехал уже с легкой душой и спокойной совестью за отлично выполненную работу.

…Уже под утро наряд патрульно-постовой службы на милицейском «вольво» тормознет перед выползшим на дорогу окровавленным человеком. Потом, за баром «Русалочка», найдут еще троих.