— Нас обстреливают! — и, бросая оружие, не менее резво двинули в тыл…

А танкисты беспрепятственно носились по полю в стальных коробках, ведя огонь только осколочно-фугасными, прямой наводкой, почти в упор. Их рейд длился минут пятнадцать. Почему они не двинули сразу же после разгрома основной группы на окапывающиеся тылы — неизвестно. Во всяком случае, Бог в этот день был явно на стороне Грунского: «замесив» тех, кто не успел убежать с поля боя, вернее — убоя, танки резко развернулись и убрались так же внезапно, как и появились.

А армянам до самого вечера хватило работы — убирать оттуда куски свежего человеческого мяса.

«Боже ж ты мой, какое оно горячее!» — думал Олег, укладывая остатки чьей-то брюшины, перемешанные с землей и кровью, на плащ-палатку — импровизированные носилки.

Во время этой страшной «уборки» азеры постреливали, но не часто и не прицельно — просто, наверное, напоминая и давая понять:

— Ну что, вазгены, нахлебались кровушки? Вам достаточно или потребуете добавки?

К радости Олега, Петро Карпенко и Рашид вернулись целыми и почти невредимыми: у татарина осколок порезал ногу. Спасло русаков то, что они вовремя спрыгнули во время атаки танков в воронку от взрыва и относительно благополучно переждали весь тот «рейд ужасов». Татарин даже слышал, как в прогромыхавшем рядом с воронкой танке ругался танкист, который вел огонь из башенного пулемета, крича кому-то по-русски:

— Левее бери, левее, мать твою!..

А хозяйственный хохол в подвале дома на окраине Тапа подобрал «завалявшуюся» там пластмассовую канистру с пятью литрами фруктового спирта. Но при отходе ее продырявила «залетная» пуля, и добрая половина «горючего» оросила так и не захваченную пока азербайджанскую землю. Но на поминки — а от всего батальона осталось лишь двадцать семь человек, — по прикидкам земляков, должно было хватить.

Кроме этого «трофея» татарин и хохол притащили с собой из неудавшейся атаки… девчонку не поймешь какой национальности — то ли армянка, то ли азербайджанка. Худенькая симпатичная смуглянка лет пятнадцати лопотала что-то на своем языке, из которого друзья с трудом улавливали отдельные знакомые слова, схожие с языками обеих наций. Выручил их Светлов, появившийся, как черт из коробочки, с хозвзводовцами сразу же по окончании боя. Петро обратился к нему:

— Вовчик, будь ласка, побалакай з нэю! Як вчэпылась ще в доми у мий рукав, так и нэ одрывалася до самого сюды! Шо йий трэба?

Послушав смуглянку минут пять, бомж осклабился и перевел:

— Ее уже замуж продали за хорошую взятку местному главе поселения! А ему сто лет в обед! Ну, ей-то, конечно, требуется между ног кое-что не из местного архива! — оценивающе оглядел он девушку, — Поэтому и смылась вместе с вами. Сегодня ночью в том доме договорились так: четверо родственников будут держать ее за ноги-руки, а дедок полезет «снимать пробу». Видимо, есть чем, если решился атаковать, да я бы не удивился, если бы даже у покойника встал при виде такой фигурки! — разглагольствовал Светлов.

Затем вдруг предложил:

— А давайте-ка я ее расспрошу о военном положении дел в Тапе? Ведь она местная — везде бывала, все замечала. А затем доложим «сорок пятому» о результатах «разведки». Представляете, что он нам подбросит за эти сведения?

Дельная мысль понравилась всем троим. Нехватка продуктов была постоянной заботой добровольцев, а теперь, во время переформирования батальона, о питании вообще могли «забыть»: кормилось «от армии» много посторонних.